Анна Зегерс: «От нее ожидали, что она встанет и выкрикнет правду» - «Культура»

К 125-летию со дня рождения немецкой писательницы Анны Зегерс «Реальное время» рассказывает, как дочь богатого антиквара стала главной писательницей ГДР

Сегодня, 19 ноября, исполняется 125 лет со дня рождения Анны Зегерс. Когда-то ее книги были в обязательном школьном списке в СССР и в странах социалистического блока. Зегерс была председателем Союза писателей ГДР и классиком соцреализма. Теперь ее произведения почти не читают, хотя литературоведы продолжают говорить о достоинствах книг Зегерс и о том, что они смогли пережить эпоху Третьего рейха и холодную войну. Литературная обозревательница «Реального времени» Екатерина Петрова рассказывает, какой была жизнь главной социалистической писательницы и почему ее книги снова актуальны.

От дочери богатого антиквара до марксистки

Анна Зегерс родилась 19 ноября 1900 года в Майнце под именем Анетта (Нетти) Райлинг. Она была единственным ребенком в обеспеченной еврейской семье. Ее отец Исидор Райлинг состоял в Израильской консервативной общине, занимался строительством новой синагоги и был антикваром. Семья Анны была религиозной и хорошо встроенной в городское сообщество. Но сама девочка росла замкнутой, часто болела и искала утешения в книгах, а поездки к морю рано сформировали у нее любовь к дороге и воде — мотивы, которые будут возвращаться в прозе. В Майнце она училась в привилегированных женских школах, впитывая одновременно и ортодоксальные ритуалы, и католическую атмосферу города. У нее были и еврейские, и христианские друзья, и это раннее двоеверие дало ей уважение к обеим религиям, даже когда к 1932 году она официально вышла из общины.

Юность будущей писательницы совпала с Первой мировой войной, и хотя ее собственная жизнь была материально защищена, она была чувствительна к переменам вокруг и рано стала противницей шовинизма. К 1920-му Анна сдала экзамен и уехала в Гейдельберг. Там, в университете, который тогда считался самым оживленным учебным заведением в Германии, она прожила интеллектуально насыщенные четыре года: изучала культуру Восточной Азии, европейскую литературу, историю, социологию, искусствоведение и марксизм. Итогом стала диссертация «Евреи и иудаизм в творчестве Рембрандта» (1924 г.), где искусствоведческий интерес соединялся с темой ее происхождения.

Параллельно складывалась и ее личная жизнь. В 1925-м Анна вышла замуж за Ласло Радваньи. Ее родители неохотно согласились на этот брак. После женитьбы Анна и Ласло переехали в Берлин, где он работал в MASCH — рабочей школе, построенной левым интеллектуальным кругом Веймарской республики. В 1926 году у них родился сын Петер, в 1928-м — дочь Рут. Позднее дети будут вспоминать Анну Зегерс как «совершенно нормальную маму», которая хотела для них «нормального, счастливого детства» и особенно ценила образование. Петер говорил, что мать была «необычайно чуткая… сострадательная женщина», но когда работала — «она отталкивала нас», уходила писать в кафе или уезжала одна. По словам сына, она могла быть «очень злой», но при этом оставалась любящей и давала детям «большую свободу».

К концу 1920-х Нетти Райлинг окончательно превращается в Анну Зегерс — не только по псевдониму, но и по внутренней траектории. От болезненного, погруженного в книги ребенка, от девочки из ортодоксального дома до женщины, которая в берлинской квартире пишет жесткие, собранные тексты о бедных и изгнанных, вступает в КПГ и воспринимает искусство как оружие в классовой борьбе. Все, что произошло до этого — религиозная детская среда, католический город, ранняя чувствительность к чужой боли, университетская свобода, любовь, письма, — превращается в фундамент. В ту плотность жизни, из которой и возникла Анна Зегерс, писательница, для которой искусство и убеждение никогда не расходились, но всегда требовали — как она сама писала Ласло — «Открытости. Правдивости».

В 1930 году Анна Зегерс впервые оказалась в Советском Союзе. Эта поездка стала точкой, которую позже будут считать в ее биографии знаком того, что связь с Советским Союзом была для Зегерс не эпизодом, а долгим внутренним движением. В 1930-е, когда московские процессы пугали и раскалывали коммунистов, Зегерс продолжала писать иногда мифологические, иногда пронзенные тревогой тексты. Самым прямым ее откликом на происходящее стал радиоспектакль 1937 года об исторически задокументированном судебном произволе — «Процесс Жанны д’Арк», который строго следовал архивным материалам и тем самым оставлял слушателю право самому понять, к чему отсылает эта история.

О сталинских репрессиях Зегерс публично не говорила — ни тогда, ни позже, в начале 1950-х, когда спектакль снова поставили, уже на фоне процесса над чехословацким журналистом и государственным деятелем Рудольфом Сланским. И даже подписание в 1939 году пакта Молотова — Риббентропа, который глубоко разочаровал и дезориентировал писательницу, Зегерс не комментировала открыто, лишь позже пытаясь объяснить эту политическую ловкость Сталина в рассказе «Каштаны» 1950 года.

Бегство

Когда в феврале 1933 года загорелся Рейхстаг, Анну сразу после этой новости задержали. Дочь вспоминала: «Это была не тайная полиция, а обычные полицейские, но, узнав, что в доме скарлатина, они быстро ушли». После освобождения Зегерс немедленно уехала в Швейцарию, а оттуда отправилась в Париж, семья осела в предместье столицы Франции. Первые годы они не знали языка, у них не было денег, но была необходимость снова организовывать свою жизнь.

Парижская эмиграция быстро стала для Зегерс не просто убежищем, а рабочим пространством. Она присоединилась к журналу немецких изгнанников, вошла в редакцию «Новых немецких тетрадей» и восстановила объединение в защиту немецких писателей, став одним из его центральных лиц. Тогда же Анна активно участвовала в создании Народного фронта — антифашистского объединения, переходящего через партийные границы, где ведущую роль играли коммунисты. И в 1935 году на первом Международном конгрессе в защиту культуры в Париже, который собрал писателей из тридцати восьми стран, она выступала как одна из организаторов — писательница, чьи книги в Германии уже были запрещены и сожжены.

Годы во Франции стали для нее одними из самых насыщенных: она произносила антифашистские речи, писала романы и рассказы, размышляла критически о том, почему Гитлер так легко пришел к власти. Первый роман, изданный в эмиграции, — «Цена за его голову» (1933), в котором речь идет о немецкой деревне в конце лета 1932 года. В этой книге Зегерс показывает, как жестокость и чувство безысходности затягивают молодых людей в чертополох нацизма. В 1934 году она поехала в Австрию, чтобы разобраться в поражении рабочих в Гражданской войне, и привезла оттуда два текста: рассказ о последнем пути антифашиста Коломана Валлиша и роман «Путь через февраль» (1935). К концу тридцатых она опубликовала «Спасение» (1937) — роман о безработице в Германии в последние годы Веймарской республики, и продолжала работать над радиопьесами, рассказами и большим романом о бегстве.

При этом эмигрантская жизнь сохраняла в себе и бытовую плотность. Сын вспоминал, что в Париже у них была «домашняя помощница, которая поддерживала нашу мать… несмотря на огромный объем писательской работы, она всегда находила время для детей. Она была очень дисциплинированным человеком». Но дисциплина не защищала от хаоса. Начало войны резко все изменило. Когда германские части вошли в Париж, мужа Зегерс, Ласло Радваньи, арестовали на юге Франции и отправили в лагерь Ле-Верне. Сама Анна с детьми бежала из оккупированного Парижа в южную, подчиненную режиму Петена часть страны. В Марселе она пыталась одновременно добиться освобождения мужа и найти путь к отъезду. Именно здесь ей помогло мексиканское консульство под руководством Хильберто Боскеcа, которое щедро выдавало разрешения на въезд беженцам.

В этот период Зегерс жила в маленьком селе к югу от Тулузы, часто ездила в Марсель — добывать справки, визы, временные документы. Она, как и многие, избежала интернирования лишь случайно: в условиях беспорядочного управления тех лет ее не отправили в лагерь, хотя с октября 1940 года евреев там задерживали все жестче. Между поездками и учебой детей она начала писать «Транзит» — книгу безысходного ожидания, тревожного движения от одного консульства к другому, книгу, в которой она борется со своими чувствами, связанными с этим временем.

Весной 1941 года Зегерс невероятным усилием удалось выбраться. В марте она с семьей поднялась на борт переоборудованного грузового судна «Капитан Поль-Лемерль», отправляющего беженцев в безопасное место. Вместе с ней плыли французский поэт Андре Бретон с женой, кубинский художник Вифредо Лам, франкоязычный писатель Виктор Серж, будущий антрополог Клод Леви-Стросс и немецкий фотограф Жермена Круль. Маршрут шел через Мартинику, затем дальше — к спасению. Через год после их отъезда все выездные визы для иностранных евреев отменили, начались депортации.

Французская эмиграция стала для Анны Зегерс временем наибольшего напряжения и наибольшей ясности. Она работала, организовывала, ездила, защищала других и при этом оставалась матерью, которая, по словам сына, «всегда находила время» для детей. И в этих семи годах — от бегства из Германии до бегства из Марселя — можно увидеть, как политическая решимость и личная уязвимость складываются в одну прямую линию, ведущую ее дальше, к роману «Седьмой крест» и к новому этапу жизни в Мексике.

Сопротивление возможно

Над романом «Седьмой крест» Анна Зегерс начала работать в изгнании на юге Франции в 1938 году — в месте, которое она плохо знала и не могла детально описать ни дороги, ни дворы, ни повороты, по которым ходят ее герои. Поэтому она обратилась к той земле, которую знала как уроженка Майнца: к тихим поселениям вдоль Рейна и к настоящему лагерю в Остхофене, стоявшему на заброшенной фабрике близ Вормса. Из этих узнаваемых черт и из страха и памяти о родных местах складывается роман о побеге семи заключенных из нацистского лагеря.

Успех книги был огромным: после издания в Соединенных Штатах она стала бестселлером, а затем появилась и экранизация. В ГДР роман входил в школьную программу, его называли одним из важнейших произведений о жизни в годы нацистского режима. Критик Марсель Райх-Раницкий считал «Седьмой крест» лучшим немецким романом о жизни в эпоху диктатуры. Но за пределами всех оценок книга осталась тем, чем и была задумана: доказательством того, что побег возможен, что сопротивление возможно и что один незанятый крест может значить для оставшихся в плену больше, чем сотни лозунгов.

Обретенная родина

Когда Анна Зегерс с семьей добралась до портов Нового Света — после долгого и опасного пути через острова Карибского моря, — она рассчитывала хотя бы на временное убежище в Соединенных Штатах. Но 16 июня 1941 года, едва ступив на землю, они получили отказ во въезде. Пришлось двигаться дальше, на юг, в страну, о которой во время бегства Анна почти не думала. Мексика стала их домом на шесть лет.

Семью Зегерс приняла община политических эмигрантов в Мехико — средоточие людей, бежавших от диктатур в Европе и от разгромленной республиканской Испании. В Мехико Анна нашла и растила многочисленное и деятельное сообщество изгнанников. Зегерс быстро заняла в нем заметное место. Она стала сопредседателем антифашистского клуба имени Генриха Гейне, названного в честь поэта, которого она любила с юности, и совместно с писателем Людвигом Ренном создала движение «Свободная Германия», которое выпускало одноименный журнал. В нем в 1943 году был опубликован ее текст «Как человек становится нацистом» — попытка объяснить, как обычный житель Германии шаг за шагом превращается в сторонника режима.

Мексика оказалась местом, где политическая деятельность Зегерс сплелась с личной болью. Здесь она узнала о судьбе родителей. Отец умер в 1940 году, через два дня после того, как его вынудили продать семейное дело, мать получила разрешение на въезд слишком поздно и была вывезена 20 марта 1942 года в гетто Пяски под Люблином. Больше о ней никто ничего не слышал и не видел. Она бесследно исчезла: ни вестей о ее жизни, ни о ее смерти. Эта утрата наполнила прозу Зегерс тоской по дому, особенно роман «Транзит», написанный в эти годы.

Сама Мексика при всей своей яркости долго оставалась для Зегерс только долгой остановкой на пути в Европу. Взгляд писательницы был обращен к родине и к возвращению. И все же со временем она полюбила эту страну: художников и монументалистов, которых знала лично, их настенные полотна, городские улицы. Здесь она впервые всерьез задумалась о роли посредника между культурами — человека, который может рассказать немцам о том мире, от которого их отрезал фашизм. Позже, уже после возвращения, она воплотила это в очерках о Латинской Америке и в повести «Крисанта» (1951).

Сорок третий год стал для Зегерс роковым: она попала под машину в Мехико и провела несколько месяцев в больнице. Тяжелые травмы не стали преградой для писательства. Оправившись, она продолжила писать и публиковаться на разных языках.

Жизнь в Мексике, хоть и была временем потерь и тревог, дала Зегерс редкую возможность — думать, что будет с миром после катастрофы. Когда в эмигрантской среде стали известны масштабы уничтожения европейских евреев, она обратилась к собственным корням. Именно тогда появились ее лучшие рассказы об этом — «Прогулка мертвых девушек» и «Письмо на обетованную землю». И все же ее тексты не предлагают огульного приговора немцам, а ищут новое начало, которое создаст справедливое общество, свободное от расизма.

Зегерс не скрывала своего происхождения, но и не делала его центром своих убеждений. Она дала детям светское воспитание, однако этически и духовно была глубоко укоренена в еврейской традиции. Знание о гибели матери и об уничтожении европейского еврейства определило ее послевоенное мировоззрение: вера в то, что только общество равных может предотвратить повторение катастрофы.

«История про всех беглецов мира»

Автобиографический роман Анны Зегерс «Транзит» родился в Мехико в 1941—1942 годах. Книга вышла по-английски и по-испански в 1944 году, тогда как немецкая публика увидела оригинал только после войны, сначала в газете, а затем — отдельным изданием 1948 года. В основе романа — опыт бегства. Автор показывает отчаянное положение людей, которые не могут оставаться там, где они есть, но у них и нет места, куда могли бы уйти. История создавалась буквально в пути: во время бегства из Франции.

Сюжет романа движется как шаги человека, застрявшего между двух границ. Неизвестный рассказчик — бывший узник немецкого лагеря — пытается пробраться на юг Франции, в Марсель, чтобы найти путь за океан. Германия уже оккупировала север, власть Виши подчиняется оккупантам, и тысячи людей мечутся по побережью, надеясь получить хоть какой-то пропуск, хоть какую-то печать. Автор подает это как хаотичную череду судеб: рассказчик проводит дни в кафе, где он начинает узнавать людей, которые тоже ждут.

В первые годы после возвращения она все чаще покидала Германию, жила во Франции, участвовала в международном движении сторонников мира, поддерживала стокгольмское движение против ядерного оружия. Но в конце сороковых давление усиливалось. После образования двух германских государств власти Восточной Германии потребовали, чтобы она переехала в восточную часть Берлина, отказалась от мексиканского паспорта и приняла гражданство ГДР. Время было жестким: коммунисты, вернувшиеся из западной эмиграции, подвергались проверкам и преследованиям, и у Зегерс выбора почти не было. Взамен ее одарили должностями: в 1952 году она стала председателем Союза писателей ГДР, а ее муж получил профессорскую должность в Берлине.

Пятидесятые годы были временем напряженной веры. Зегерс трудилась над книгами, которые должны были показывать строительство нового общества. Она писала строже, чем того хотела Восточная Германия, и прямее, чем было принято на Западе. В ее романах «Решение» (1959) и «Доверие» (1968) сталкивались два мира: надежда на новый рабочий класс и реальная тревога, в которой жила страна. Даже там, где автор мечтала, чтобы народная партия доверяла людям, в тексте ощущалась нехватка взаимного доверия.

Когда в 1956 году Никита Хрущев рассказал о преступлениях Сталина, это стало тяжелым ударом для Зегерс. Но альтернативы на Западе она для себя не увидела. Болезни, усилившиеся в конце пятидесятых, только подчеркивали разрыв между внутренним миром и публичной ролью. Анна продолжала писать — рассказы из Мексики, книги о встречах, любви, дальних странах — и отдалялась от современности ГДР, хотя в редких текстах о Восточной Германии чувствовалась надежда выйти за ее пределы.

Чиновники ГДР использовали имя Анны Зегерс как символ, и она принимала эту роль, хотя внутри была гораздо свободнее, чем позволяла себе публично. Именно поэтому ее молчание во время процессов 1950-х и 1970-х годов стало камнем преткновения. О деле немецкого драматурга и издателя Вальтера Янки 1957 года ее сын Петер говорил: «Насколько я знаю, за кулисами она пыталась помочь. Она была потрясена процессом, буквально поражена». Его сестра Рут уточняла: «Это адвокат Янки не позволил ей выступить в суде. Но она пришла и просидела весь процесс». По словам дочери, мать выглядела «страдающей, серой и бледной», а один из работников суда позднее вспоминал, что Зегерс казалась измученной: «От нее ожидали, что она встанет и выкрикнет правду». Петер добавил, что и дело Янки, и изгнание немецкого барда Вольфа Бирмана мучили ее: в больнице «она бредила, повторяя: «Бирман, Бирман».

В годы холодной войны Анна безоговорочно стояла на стороне Советского Союза и ГДР. Ее дочь говорила: «Она замечала ошибки. Но не считала их настолько серьезными, чтобы перейти на другую сторону». Это ощущение — разрыв между тем, что она видела, и тем, что считала своим долгом, — остается одной из главных линий ее биографии.

К концу семидесятых Зегерс оставила пост председателя Союза писателей. В 1978 году умер Ласло. Ее собственная смерть наступила 1 июня 1983 года. После государственного прощания в Академии искусств ГДР Анну Зегерс похоронили на Доротеенштадтском кладбище. А ее берлинская квартира позже стала музеем — памятью о писательнице, для которой страна была долгом, но так и не стала домом.

Екатерина Петрова — литературная обозревательница интернет-газеты «Реальное время», ведущая телеграм-канала «Булочки с маком».

Подписывайтесь на
телеграм-канал,
группу «ВКонтакте» и
страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на
Rutube и
«Дзене».