Писательницами не рождаются, а становятся - «История»

В своей работе «Становление писательницы» Линда Петерсон рассказывает, как романистки викторианской эпохи боролись с мифами, становились популярными или предавались забвению

Линда Петерсон почти 40 лет преподавала на кафедре английского языка и занималась изучением викторианских романисток. Она автор многочисленных научных работ и монографий. Среди трудов Петерсон — «Викторианская автобиография» (1986), «Традиции автобиографии викторианских женщин» (1999) и книга «Становление писательницы», которая была опубликована в 2009 году в США. В этом году она вышла на русском языке. Литературная обозревательница «Реального времени» Екатерина Петрова рассказывает, как писательницы викторианской эпохи создавали мифы о себе и насколько их опыт был успешен, согласно исследованию Линды Петерсон.

Как литература спасла женщин

В названии книги «Становление писательницы» Линда Петерсон уже подчеркивает, что начало карьеры писательницы викторианской эпохи — это в первую очередь выбранная ею стратегия. Писательница — это обретенный статус, который к тому же постоянно подвергался переосмыслению и перестройке. Петерсон задалась вопросом: кто же такая викторианская писательница? В англоязычном мире используют термин woman of letters как противопоставление man of letters. Если бы все заключалось только в этом противопоставлении, то и книги, скорее всего, не было.

В начале XIX века писательство для мужчин было побочным продуктом их деятельности. Своеобразное хобби. У большинства была «нормальная» работа — врач, юрист, ученый, и в свободное время они занимались написанием художественных произведений. При таком раскладе сложно говорить о профессионализме. Петерсон пишет, что мужчины-писатели только к концу XIX века стали идентифицировать писательскую деятельность как профессиональную. В то время как женщины задолго до этого рассматривали писательство именно как профессию со всеми ее атрибутами: профессиональным комьюнити, повышением социального статуса и гонорарами, на которые можно было достойно жить.

К появлению и становлению писательницы как профессии, по мнению Петерсон, привели существенные изменения на издательском рынке. Исследовательница пишет, что в 1830-е годы произошло резкое развитие периодики. Появилось множество различных газет, в особенности еженедельных толстых журналов, которым необходимы были постоянные пишущие авторы. Именно это открыло карьерный путь для писательниц как профессионалов. Они строили карьеру как журналистки или редакторы, зарабатывая этим на достойную жизнь даже без аристократического происхождения. В это же время именно женщины начали активно выступать в защиту авторских прав, лоббируя законодательство в 1850-х.

Петерсон пишет, что большинство женщин шли в литературную сферу, потому что это был единственный способ обеспечивать себя и свою семью. Выбор в то время у женщин был невелик: они могли стать учительницами, гувернантками или выбрать путь порочной женщины. Последний вариант, естественно, выглядел малопривлекательным, первые два не давали возможности в полной мере раскрыться творческому потенциалу. Литература стала спасением. Занимаясь журналистикой и пробуя себя в разных жанрах — эссе, рассказы, рецензии, критика, обзоры, рекомендации, — женщины получали за свою работу не только деньги. Периодика в викторианской Англии была носителем высокой культуры. Поэтому их авторы становились обладателям не только коммерческого капитала, но и символического — славы.

Политическая журналистика, семейный бизнес и мифотворчество

Одна из ярких представительниц викторианских писательниц, которая сделала себе имя в периодических изданиях, — Гарриет Мартино. Она начала свою писательскую карьеру с анонимных публикаций в газетах, а затем выстроила постоянные отношения с издателем. В итоге Мартино превратилась в своеобразную героиню от литературы. Она понимала важность читателей и что именно они, а не издатель, были ее основными «заказчиками». Поэтому писательская стратегия Мартино строилась на том, чтобы не только удовлетворить читательский запрос, но и одновременно убедить аудиторию в своих идеях.

Кроме этого, пишет Петерсон, Мартино стала той женщиной, которая разрушила миф о гениальности. Она доказала, что литературные таланты — это не дар, посланный свыше, а профессия, которую превратила в инструмент социальной борьбы. В своих литературных текстах Мартино описывала ситуации, влияющие в итоге на законодательство и политику. Гарриет Мартино стала тем, кого называли интеллектуалами. Этот статус писательница позже закрепила в автобиографии, которая по большей части была сильно мифологизирована. И хотя в ней были смещены многие акценты, эта работа стала примером для многих других женщин, выбравших для себя аналогичную стратегию построения писательской карьеры.

И если Гарриет Мартино стала образцом self-made woman, то Мэри Хоувитт выбрала иной путь. Ее писательская стратегия была основана на совместном семейном творчестве. Изначально она посвятила себя поэтическим произведениям, но в 1830-х поэзия перестала пользоваться большим спросом. Ей на смену пришли красивые альбомы. Мэри решила организовать семейный подряд, в который входили она, ее муж, ее сестра и две дочери — Анна Мэри и Маргарет. Все вместе они работали над изданием этих альбомов, а заодно выпускали Howitt’s Journal.

Для Мэри Хоувитт совместное семейное творчество стало основой женского письма. Она рассматривала писательство как естественное продолжение своей семейной роли. И если одни учили дочерей хорошим манерам, танцам или приготовлению фирменных блюд, то Мэри с детства поощряла все то, что сделает из ее детей отличных сотрудников, которые продолжат заниматься семейным издательским бизнесом и тем самым внесут свой вклад в экономику семьи Хоувиттов. На примере своей семьи Мэри хотела показать другим, как это можно делать. Поэтому следующий ее шаг — издание книг, посвященных семье и детям. Петерсон полагает, что творчество, основанное на семейном сотрудничестве, не меньше, чем стратегия Гарриет Мартино, повлияло на следующее поколение женщин-писательниц. Хотя добавляет, что у такого подхода были и минусы. Сотворчество часто мешало реализации личных амбиций.

Еще одна стратегия, из сегодняшнего дня кажется типичной для викторианской эпохи, — это стратегия «параллельных потоков», когда женщина четко разделяла свою семейную и профессиональную жизнь. Появлению этой стратегии мы обязаны писательнице Элизабет Гаскелл, именно она занималась мифотворчеством в биографии «Жизнь Шарлотты Бронте» (1857). Гаскелл была подругой Бронте, и уже после ее смерти отец Шарлотты обратился к Элизабет с просьбой описать жизнь его дочери. Показывая жизнь Шарлотты Бронте, Гаскелл ставила вопрос о трудной совместимости личного и публичного, роли женщины и писательницы. Она возвеличивала женский долг в образе Бронте, которая ухаживала за умирающими сестрами, но при этом умолчала о романтических событиях в жизни Шарлотты. Петерсон предполагает, что в этой биографии Гаскелл стремилась показать не только Бронте, но и создать модель женщины, с которой ассоциировала себя.

Для Гаскелл в образе Бронте был воплощен литературный гений, бесполый художник и творец. Это была романтическая концепция, которую писательница возродила и усовершенствовала через добродетель и семейный долг. Более того, Гаскелл не считала Бронте профессиональной писательницей, исключив из биографии все, что было связано с гонорарами. Элизабет считала материальные вопросы вульгарными и унизительными. Хотя Петерсон приводит фрагменты переписки Бронте с издателем, по которым видно, что вопрос денег волновал Шарлотту не меньше предстоящих публикаций.

В общем, версия Шарлотты Бронте в творчестве Гаскелл — это скопление мифов, в которых писательница предстает практический святой, образцом женского творческого начала и женщиной с трагической судьбой. Это была стратегия разделения семейной и профессиональной жизни. Довольно популярная у многих женщин того времени. Правда, о ее успешности сложно судить. Поскольку Бронте умерла через 8 месяцев после свадьбы, поэтому в реальности сложно брать ее как пример удачного совмещения семейной жизни и писательства.

Отказ от Бронте, искусствоведка и разрушительный снобизм

Стратегию «параллельных потоков» (совмещения семейной и профессиональной жизни) поставила под сомнение Шарлотта Ридделл. В 1883 году она опубликовала роман «Борьба за славу», действие в котором разворачивается в 1855 году, примерно в то же самое время, когда Гаскелл опубликовала биографию Шарлотты Бронте и сформировала миф о женщине-писательнице. По мнению Петерсон, в своем романе Ридделл подчеркивала, что писательницы конца XIX века оказались на важном рубеже. Им предстояло выбирать между любительским подходом и профессионализмом, между признанием гениальности и рыночными требованиями.

Петерсон показывает, что в 1880—1890-х годах популярные романы, которые выходили в трехтомниках, уступили место высокоинтеллектуальному роману (предшественнику модернизма). А это в свою очередь привело к доминированию мужчин на книжном рынке. В это же время романы с женской оптикой теряли престиж. Ридделл утверждала, что в этих условиях трудно было поддерживать разделение между домашними и профессиональными сферами — областями, которые, по Гаскелл, должны оставаться раздельными, но параллельными. В итоге пишет Петерсен, Ридделл была вынуждена отказаться от Шарлотты Бронте как ролевой модели.

Еще один любопытный пример писательницы уже конца викторианской эпохи — Элис Мейнелл. Она была эссеисткой, журналисткой, а затем и поэтессой. На самом деле в начале своей карьеры Мейнелл писала стихи, но практически сразу отказалась от поэзии по экономическим соображениям. Она решила кардинально изменить свой подход к профессии и стала профессиональным критиком-искусствоведом. Мейнелл чем-то похожа на Гарриет Мартино. Она тоже не боялась демонстрировать свои коммерческие и профессиональные достижения, что позволило ей войти в так называемую литературную элиту своего времени. Мейнелл была убеждена, что успех в глазах общественности неразрывно связан с материальным благополучием. И это сработало. Ей заказывали эссе издатели, чьи журналы были ориентированы на интеллектуалов.

Когда Мейнелл попала в этот элитный кружок литераторов-интеллектуалов, она вновь вернулась к любимой поэзии. Она отлично знала поэтические каноны прошлого и современности, поэтому ей было несложно создать поэзию, которая опиралась на традицию английского поэта-романтика Уильяма Вордсворта и одновременно перекликалась с модой на сапфическую поэзию. Таким образом, Мейнелл переосмыслила представления о женственности, создавая лирические произведения о женщинах и материнстве. Однако критики поняли ее совсем иначе. И вместо новаторства увидели в ее обновленном творчестве «ангела в доме». Это устоявшийся термин, которым обозначали идеальную женщину викторианской эпохи: любящая, покорная мать и жена, которая ставит интересы семьи превыше своих. В итоге такое искаженное восприятие привело к потере статуса писательницы, приобретенного за счет искусствоведческих эссе.

История Мэри Чамли, которую приводит Петерсон, вообще довольно трагична. Исследовательница отмечает, что несмотря на вклад женщин в литературные жанры с растущей «феминизацией» — эссе, периодика, искусствоведческая критика — лишь немногие достигали успеха и становились профессиональными и знаменитыми писательницами. Чамли — одна из тех, кто отвергал требования рынка. У нее были высокие литературные амбиции, что и вылилось в обсуждаемый и скандальный роман «Красная похлебка» (1899). Это история о «новой женщине», главная героиня которой, Хестер, хочет быть творцом, свободным от требований литературного рынка. Для Чамли (как и для Гаскелл) материальная часть издательского бизнеса — вопросы второго порядка. Для нее, как и для ее героини, литературное творчество — это божественный процесс.

В итоге карьера Чамли была неудачной, она осталась в истории как проходная писательница-однодневка. Ни один роман не смог повторить успех «Красной похлебки». Здесь нужно отметить, что в конце XIX — начале XX века политическая активность вытеснила женщин из литературы. От письма они перешли к уличным протестам и политическому акционизму. Но Петерсон считает не это основной причиной неудачи Чамли и таких как она. А своего рода проявленный снобизм. Мэри Чамли относила себя к эстеткам, которые не готовы были заниматься собственным продвижением (то есть подстраиваться под вкусы аудитории). Петерсон относит это и к врожденной застенчивости. В итоге отсутствие активной социальной жизни привело к исчезновению их с литературной сцены.

Порой книга Линды Петерсон «Становление писательницы» кажется фрагментарной или даже противоречивой. Но возможно, это специфика темы. Поскольку статус писательницы — сложное и постоянно меняющееся явление, оно отличается в зависимости от конкретной личности. В любом случае впечатляющая работа Петерсон проливает свет на то, как одни писательницы попадали в историю литературы, а другие предавались забвению. И нельзя сказать, что механизмы работы книжной индустрии в викторианскую эпоху сильно отличались от того, что мы имеем на российском книжном рынке в 2025 году. Разница лишь в том, что викторианские писательницы зарабатывали журналистикой, а современные российские писательницы основной доход извлекают из преподавательской деятельности. Или же зарабатывают как мужчины-писатели XIX века, то есть на основной работе, которая не имеет никакого отношения к писательству.

Издательство: «Новое литературное обозрение»
Перевод с английского: Андрей Фоменко
Количество страниц: 400
Год: 2025
Возрастное ограничение: 16+

Екатерина Петрова — литературная обозревательница интернет-газеты «Реальное время», ведущая телеграм-канала «Булочки с маком».

Подписывайтесь на
телеграм-канал,
группу «ВКонтакте» и
страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на
Rutube и
«Дзене».