Оксана Бугульминская: «Мое общение с пациентом больше похоже на диалог дедушки и внучки» - «Медицина»

Врач-гериатр «душевного госпиталя» — о том, можно ли вылечить старость и что общего между 90-летним пациентом и маленьким ребенком

Сегодня в нашей традиционной рубрике — рассказ о враче-гериатре Оксане Бугульминской, которая работает в казанском Госпитале ветеранов войн. Гериатр — это доктор, который занимается возрастными особенностями пожилых пациентов. Ведь старость — это не просто характеристика, это еще и официальный диагноз из международной классификации заболеваний. Работа с этими пациентами требует и терпения, и внимания, и душевности. Оксана Игоревна признается: по своим пожилым пациентам успевает соскучиться за выходные и старается как можно дольше сохранять в них радость жизни, активность и подвижность. Подробнее — в нашем материале.

«Самому старшему нашему пациенту было 105 лет»

Оксана Игоревна Бугульминская — врач редкой специальности. Она гериатр — доктор, работающий с пожилыми пациентами над тем, чтобы снизить возрастные проявления, продлить жизнь человека и улучшить ее качество. 65-летний пациент в отделении гериатрии казанского Госпиталя ветеранов войн считается молодым, а средний возраст людей, которых лечит Оксана Игоревна, — 85 лет и старше.

— Самому старшему пациенту, который у нас лежал, было 105 лет. И бабушка такого же возраста два года подряд у нас лежала. А еще у нас ежегодно лежит дедушка из Тетюшей, ему в этом году исполнилось 102 года, он выписался 31 марта. Понятно, что у таких людей уже очень серьезный суставной синдром, есть заболевания сердца. Но надо сказать, что и 102-летний, и даже 105-летний пациенты были вполне в здравом уме, и даже обслуживали себя сами, хоть и по минимуму. Лежали у нас без ухаживающих родственников! — говорит доктор.

Здесь, в госпитале ветеранов войн, всегда лечились ветераны Великой Отечественной. Наша героиня здесь уже 18 лет, и она застала времена, когда их было еще немало. Дедушка из Тетюшей, о котором она рассказывает, тоже боевой ветеран — он прошел войну, получил осколочные ранения, жив и поныне. Но когда доктора пытаются расспрашивать его — никогда не рассказывает о тех годах. Оксана Игоревна думает, ему психологически тяжело об этом вспоминать. И не только ему — у многих пациентов, переживших войну, слезы на глаза наворачиваются при воспоминаниях.

«У нас всегда лечились участники Великой Отечественной войны»

Наша героиня рассказывает, что медиком хотела стать осознанно, и уже в девятом классе точно знала: поступать будет в медицинский. Родители Оксаны были военными, и на момент ее поступления служили на Дальнем Востоке, в Благовещенске-на-Амуре. Там она и поступила в медицинскую академию. А на третий курс перевелась в Казанский медицинский университет, на лечфак — серьезно заболела бабушка в Казани, и семья приняла решение переехать на историческую родину, чтобы за ней ухаживать.

В 2004 году, окончив институт, наша героиня прошла интернатуру по специальности «терапия» — тогда еще работала Шамовская больница, где и базировалась кафедра. Так что Оксане Игоревне довелось там поработать еще до того, как одна из старейших клиник города превратилась в отель. После интернатуры была ординатура — и тоже по терапии. Ее она окончила досрочно и в 2007 году пришла работать в Госпиталь ветеранов войн. С тех пор вот уже 18 лет Оксана Игоревна работает здесь — с очень специфическим, хрупким, особенным контингентом.

— Никуда не уходила отсюда, будто бы корнями приросла, — улыбается доктор. — Сначала работала здесь терапевтом. В терапевтическом стационаре у нас всегда лечились участники Великой Отечественной войны — в то время мы еще застали истинных ветеранов, участников боевых действий. Их очень много было, но уже весьма преклонного возраста. Всегда приходилось учитывать особенности течения болезни в пожилом возрасте. Например, наличие побочных эффектов от лекарственных препаратов — в этом возрасте уже так просто ничего не назначишь, нужно правильно дозировать, рассчитывать.

Когда гериатр начинает работать с пациентом, он проводит такой же осмотр, как и терапевт, но с уклоном в сторону возраста. Комплексная гериатрическая оценка не только определяет влияние сопутствующих заболеваний на состояние здоровья человека, но включает выявление гериатрических синдромов, специфических для пожилого и старческого возраста. Например, оценивают риск падения пациента по шкале Морсе, риск переломов в пожилом возрасте, проводят тесты на поддержание равновесия. Обязательно проводят разнообразные тесты на когнитивную функцию: оценивают снижение внимания и памяти, и по результатам решают, нужно ли что-то корректировать.

В отделении гериатрии для поступающих пациентов подбирают физиопроцедуры, работает врач лечебной физкультуры.

— Ведь практически у каждого нашего пациента есть суставной синдром. Поэтому разрабатываются лечебные мероприятия по укреплению мышечного корсета. Подбираются упражнения на равновесие, чтобы снизить риск падений. Отдельная часть нашей работы — коррекция лекарственной терапии. Ведь наши бабушки и дедушки, как правило, принимают различные препараты, и наша задача — оценить, как они друг с другом взаимодействуют в организме, какие дозировки безопасны. А может быть, что-то лучше и отменить из-за того, что побочные эффекты перекрывают пользу от лекарства. Оставляем только несколько препаратов, жизненно необходимых человеку — к примеру, лекарства от гипертонии, от сахарного диабета, статины. Словом наша задача — сохранить баланс между пользой от препаратов и риском побочных эффектов, — рассказывает Оксана Игоревна.

По необходимости с пациентами в гериатрическом отделении работают узкие специалисты: приглашаются для консультаций невролог, уролог, эндокринолог, кардиолог, врачи других специальностей. Проводится когнитивный тренинг: ведь многие бабушки и дедушки в возрасте за 80 лет начинают заговариваться, многое забывают. И если по шкалам когнитивных нарушений балл растет, то к человеку приглашается невролог, чтобы назначить лекарственную терапию для улучшения кровообращения мозга.

— Порой пациент уже и сам чувствует дискомфорт, и, приходя в отделение, говорит: «Что-то у меня с головой не так». Мы обследуем, назначаем препараты и обязательно даем рекомендации по тренингу когнитивных способностей. Например, нужно поддерживать мелкую моторику — кто-то из пациентов разукрашивает картинки по номерам, кто-то собирает конструктор, кто-то плетет поделки из бисера. Многие учат стихи, тренируют скороговорки. И все это поддерживает когнитивные функции, да и пациентов развлекает. А если человек еще в силе, так они и на танцы записываются, и хором увлекаются — культмассовый сектор очень поддерживает в них радость жизни, — рассказывает доктор.

«Про нас говорят, что мы — добродушный госпиталь»

Оксана Игоревна — доктор мягкий, вдумчивый, внимательный. Всю свою врачебную жизнь она работает с непростыми пациентами: каждый, кто проводил время с очень пожилым человеком, понимает все сложности такой коммуникации. Старость чем-то похожа на ранний детский возраст. Здесь и повышенная эмоциональная уязвимость, и хрупкость физического здоровья, и когнитивные дефициты, и капризы, и банальные проявления непростого характера. Доктор признается:

— Эмоционально, наверное, да, непросто. Но у нас в процессе работы уже выработалась тактика поведения с нашими старушками и старичками. Мое общение с ними больше похоже на диалог дедушки и внучки, а не на авторитарные отношения врача и пациента. Про нас говорят, что мы — «добродушный госпиталь». Мы относимся к пациентам бережно, и работа наша с ними заключается больше в общении, чем в каких-то классических медицинских взаимодействиях. Нам важно донести до них нужные вещи, так, чтобы они осознали необходимость соблюдения наших рекомендаций. А если они выказывают капризы и недовольство — это их право, а мы сглаживаем углы. Грубо ответить — не вариант! Это вообще ни один врач не должен практиковать.

Гериатры действуют уговорами, мягко, бережно. Если когнитивная функция у пациента сохранна — как правило, врачи умеют с ними договориться. А если человек живет, как говорится, «в своем мире», страдает болезнью Альцгеймера или другими формами деменции — врачи об этом знают от родственников и хорошо подготовлены к приему такого пациента. На него надевается красный браслет, который сигнализирует о том, что у человека высокий риск падения, а медсестры, предупрежденные о страдающей когнитивной функции, организуют для него индивидуальный сестринский пост. Наблюдение за таким человеком будет особенно внимательным.

— Таблетки ему будут давать так, чтобы он выпил их в присутствии медсестры, персонал внимательно следит за тем, чтобы пациент случайно не принял чужие таблетки. Если нет ухаживающего, то медсестры и санитарочки их и кормят сами с ложечки, потому что бывает, пациент и поесть забудет. Памперсы тоже меняем в отделении — бывают и те, кому это необходимо. Обязательно проводим профилактику пролежней для тех, кто ходить не может. Словом, у нас все выстроено так, чтобы пожилому пациенту было комфортно и безопасно.

Доктор с благодарностью говорит о медсестрах своего отделения, на которых порой ложится серьезная нагрузка по обслуживанию пациентов и высокая степень ответственности. Ведь тут 60 коек — 40 из них гериатрические, 20 терапевтических (причем в терапию регулярно поступают тяжелые больные, которые тоже требуют серьезного ухода и большого внимания). А сестринский пост один.

«Много одиноких пожилых людей к нам приходят»

Оксана Игоревна говорит, что даже если пациенты выказывают какие-либо некорректные формы поведения (а такое, разумеется, случается), у нее не возникает раздражения:

— Об этом вообще не думаешь — просто делаешь и делаешь свою работу. Конечно, иногда накапливается усталость, но за вечер и за выходные восстанавливаешься и приходишь с новыми силами.

Доктор размышляет, что пожилые пациенты действительно похожи на маленьких детей, а ведь на детей, как правило, не злишься. С возрастом растет количество моментов, в которых нужно проконтролировать человека: указать, напомнить, помочь. Кто-то не может самостоятельно застегнуть себе пуговицы. Кто-то забудет поесть. Кто-то норовит перепутать таблетки. Поэтому здесь — как с малышами: постоянный контроль, который лежит и на родственниках, и — во время госпитализации — на медперсонале. А если человек живет одиноко, этим занимаются соцработники.

— Много одиноких пожилых людей к нам приходят. Кое-кто к нам попадает уже с соцработником, который за ним ухаживает. Но иногда пожилой человек живет один и сюда попадает уже в довольно запущенном состоянии. В таких случаях мы отслеживаем его судьбу, сами связываемся с социальными службами, передаем актив в поликлинику на участок: дескать, вот у вас есть такой пациент, и ему нужна постоянная посторонняя помощь. После этого к человеку прикрепляется социальный работник, который помогает ему по дому, ходит за продуктами, отслеживает показатели здоровья, готовит кушать. Много таких, очень много, — констатирует грустную тенденцию Оксана Игоревна.

«За 10 дней старушка тебя может начать называть не Оксаной Игоревной, а дочкой»

Наша героиня в основном работает гериатром в отделении, но ведет и дежурства в палатах интенсивной терапии. Так что некая циркуляция видов деятельности в ее работе происходит, и заскучать Оксана Игоревна не успевает. Но признается: с бабушками и дедушками работать любит больше. Здесь для нее спокойнее, душевнее. И особенности воспитания пациентов — советского, строгого воспитания — тоже сказываются.

— В пожилом возрасте таких вот скандальных пациентов, какие бывают по молодости, уже практически нет. У них совсем другое отношение к докторам — гериатрические пациенты с нами реже спорят, они более тактичные и ровные. С ними комплаенс находить легче, чем с пациентами из терапии.

Но зато в палате интенсивной терапии доктор быстро видит результат своего труда. К примеру, поступил тяжелый пациент с пневмонией, и через определенное время он уже выписывается здоровым. И доктора видят: все не зря, усилия принесли плоды. И настроение совсем другое, и в глазах пациента светится благодарность.

А как же с гериатрией в таком случае? Ведь пациент не уходит из отделения резко помолодевшим и поздоровевшим. В его состоянии практически ничего не меняется. Мы спрашиваем у доктора: не возникает ли ощущения бесплодности усилий?

— Здесь за 10—12 дней мы ничего не увидим. Иногда действительно бывает такое, что мы не чувствуем удовлетворения. Сядешь и подумаешь: ну, действительно, нет же явных изменений. Не то что, например, у хирургов: ты пациенту аппендикс вырезал — и он через несколько дней здоровый домой побежал. Но может быть, потом, в процессе дальнейшей жизни пациента, мы замечаем улучшение. К примеру, поступает человек со сниженными когнитивными функциями, мы ему прописываем препараты, с ним работает психолог. И через полгода этот пациент к нам приходит — и уже все более или менее у него, мы видим положительные изменения. Это же хорошо! Мне нравится подбирать препараты, и я же часто вижу улучшения, пусть и не резкие и не такие быстрые, — признается Оксана Игоревна.

С гипертонией врачи в отделении справляются — подбирают терапию, и пациент уходит с видимым улучшением самочувствия. А вот суставной синдром — дело неблагодарное. Кому-то помогают физиопроцедуры, и боли ослабевают буквально за несколько дней. Кому-то назначают внутрисуставные инъекции, и к выписке дело тоже идет на лад. Но кто-то уходит домой без заметных изменений — здесь все индивидуально.

— Такая уж специфика нашей работы. Но мы готовы. Видимо, чтобы работать в этой сфере, доктору нужно быть терпеливым, настойчивым, размеренным. И у нас здесь подобран именно такой контингент — мы даже по манере общения все похожи. Доброжелательные, мягкие. И отношения с пациентами у нас какие-то домашние, что ли. За 10 дней старушка тебя может начать называть не «Оксана Игоревна», а «дочка» — мы и не возражаем. А ведь некоторые для нас уже как родные, потому что много лет подряд приходят на госпитализацию. Ты уже знаешь их, видишь, какие проблемы нужно решать, понимаешь, как скорректировать лечение, где и какие есть пробелы, что за человек перед тобой. За годы работы с ними ты вовлекаешься в их жизнь эмоционально. И очень грустно бывает, когда человек перестает приезжать. Значит, он ушел, и мы скорбим о них, — делится доктор. — Наверное, с возрастом и опытом это должно притупиться, но мы никак не привыкнем. Тяжело, когда люди уходят.

«Главное — милосердие»

За стенами отделения Оксана Игоревна — глубоко семейный человек. Она старается проводить больше времени с близкими. У нее уже почти взрослая дочка, еще в силе родители (которые не особенно поддаются на попытки дочери «поиграть с ними в доктора») — им наша героиня и отдает свое свободное время. В числе своих главных хобби она называет кулинарию — признается, что очень любит отвлечься от сиюминутных проблем и забот на кухне, отдыхает здесь душой. А еще на время забыть о работе помогает любимая собака, которой доктор тоже уделяет время и внимание.

Расти по карьерной лестнице Оксана Игоревна никогда не стремилась: ей нравится на своем месте. Она вдумчивый, спокойный и внимательный врач и ей кажется, что, скажем, для руководства отделением в ней не хватает строгости и жесткости. А ей нравится распространять всю свою мягкость на многочисленных пациентов.

Здесь, в гериатрическом отделении, доктора работают с одной из самых уязвимых категорий населения. Старость вылечить нельзя — но, как рассказывает наша героиня, можно замедлить ее прогрессирование, остановить когнитивные нарушения. Хотя бы стабилизировать состояние человека, вернуть ему радость жизни. И это — важная работа. Ведь пресловутая продолжительность жизни, которая растет с каждым годом, — это не просто медицинская статистика. За ней стоит настоящая жизнь: с радостями и горестями, активным осознанием происходящего и с планами на завтрашний день. Именно на это и работают гериатры.

Мы задаем нашей героине традиционный вопрос: за что она любит свою непростую и эмоционально сложную работу? Что здесь для нее самое главное? Оксана Игоревна улыбается:

— Наверное, главное — милосердие. Мне нужно помогать людям, с детства этого хотела. Я же была сердобольным ребенком, мне всех жалко было. Наверное, на этом все и держится — не только на медицинском образовании, но еще и на человечности. У каждого, кто идет в медицину, особенное состояние души. По большому счету, я думаю, мы все такие — в глубине души сентиментальные люди.

А вот обсуждая негативные моменты работы, Оксана Игоревна с грустью отмечает все более увеличивающуюся документальную нагрузку. Врач тратит очень много времени на заполнение документов, и с каждым годом их становится больше и больше. Причем большая часть информации — это дублирование тех данных, которые уже и так фигурируют в карте пациента. И все бы ничего, если бы это не занимало такого огромного количества времени.

— У меня все меньше времени остается на то, чтобы разговаривать с пациентами. А ведь им во многом именно это надо. Они хотят поговорить, и это часть терапии. Я слушаю про их собачек, про их рассаду, про то, что сказали по телевизору, про погоду, выслушиваю их воспоминания… И со временем я узнаю пациента лучше и могу ему более полноценно помочь, — объясняет доктор. Но со временем бумажек все больше, а разговоров с пациентами все меньше. Было бы хорошо, если бы все это удалось оптимизировать. Но я считаю, что работа есть работа. Работа врача, педагога, журналиста — в каждой свои сложности. У всех свои радости и печали. Поэтому ко всем требованиям мы относимся как к должному. Ты приходишь и работаешь. Уже знаешь бабушек и дедушек у себя в отделении. За выходные даже успеваешь по ним соскучиться.

Подписывайтесь на
телеграм-канал,
группу «ВКонтакте» и
страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на
Rutube,
«Дзене» и
Youtube.