Дмитрий Кувалин: «Реакция мировой экономики в 2020 году на очередной вирус неадекватная» - «Медицина»

Эпидемия коронавируса продолжает расширять свою печальную географию: каждый день поступают сообщения о новых случаях заражения в Италии, Иране и ряде других государств Европы и Азии. Лихорадит и мировую экономику: впервые с 2011 года цены на нефть за неделю упали на 14 процентов и достигли отметки ниже 50 долларов за марку Brent. Насколько затяжным и болезненным окажется кризис, вызванный вспышкой вируса, и как на такие вызовы реагировать России, в интервью «Реальному времени» рассуждает доктор экономических наук из Института прогнозирования РАН Дмитрий Кувалин.

«Реакция на коронавирус, конечно, с одной стороны, неадекватная»

— Дмитрий Борисович, рынки трясет от новой эпидемии, было что-то подобное в мировой экономике или это принципиально новое явление?

— Не совсем новое — мы помним вирус птичьего гриппа, атипичную пневмонию, лихорадку Эбола, еще какие-то вирусы и тогда страшилки выглядели очень похожими на нынешний коронавирус. Однако вскоре выяснялось, что все не так уж и страшно — с эпидемиями справлялись довольно быстро и большого размаха они не приобретали. Вообще, с медицинской точки зрения можно надеяться на то, что и нынешняя эпидемия будет носить достаточно ограниченные масштабы и постепенно, методами санитарии или путем разработки эффективной вакцины с ней справятся довольно успешно, и она быстро уйдет на спад, не оказав сколько-нибудь серьезного влияния на смертность и на здоровье населения нашей планеты.

Но реакция мировой экономики на этот раз, в 2020 году, на очередной вирус гораздо более существенная. Она, конечно, с одной стороны, неадекватная, если в нее вдуматься: перекрываются границы, огромное количество людей из правоохранительных органов загружено патрулированием, блокированием, недопущением, останавливаются транспортные и туристические потоки, а также поставки сырья и различных материалов. Почему реакция неадекватная? Мне представляется, что десятой, если не сотой части финансовых средств, которые были потрачены на эти мероприятия, хватило было на создание эффективной вакцины против этой болезни — нужно было бы часть средств, что ушли на карантинные мероприятия, перераспределить и гораздо лучше финансировать медицинскую науку и фармацевтику. Тогда эффект был бы гораздо выше, и болезнь остановили бы гораздо быстрее, но факт есть факт: мы-то ничего поделать не можем, а лица, принимающие решения, не в состоянии перераспределить финансовые потоки должным образом — тем более это лица из разных стран, из разных структур, и каждый тратит так, как ему заблагорассудится, а желания тратить деньги на науку для борьбы с угрозами, похоже, нет. В силу такого подхода мировая экономика и экономика отдельных стран начинают страдать так, как не страдали никогда раньше.

К сожалению, в этой ситуации Россия, видимо, не сможет остаться где-то в стороне, и тут тоже есть некая нелогичность: вроде бы Россия сама по себе неплохо подготовлена к таким явлениям в мировой экономике, но наша экономика, как показывает опыт, и сильно уязвима в связи с кризисными явлениями на мировом рынке. И соответственно, когда пойдут вниз мировые цены на сырье, а они уже пошли и, возможно, эта тенденция продолжится, то начинает страдать российский экспорт, выручка от него, а иностранные инвесторы на наших рынках, которых мы также почти без ограничений пускаем к себе, привычно побегут со своими деньгами из России, начнут качать индексы наших фондовых рынков, курс рубля и так далее, и это также может сказываться пагубно на нашей экономике. И опыт последних лет показывает, что Россия от волн глобального кризиса страдает сильнее, чем скажем, средневзятая страна мира. Поэтому нам здесь в России нужно держаться настороже и готовиться, пытаться разрабатывать меры, которые помогут смягчить эти кризисные явления.

«Если ситуация с ценами на сырье будет негативной, это сильно повлияет на доходы федерального бюджета»

— Мантуров сказал, что правительству нужно подумать, как решить проблему по замещению поставок из Китая автокомпонентов и сырья для российских лекарств — его доля доходит 80 процентов от всего объема. Это большие потери для экономики?

— Сырье для автопрома и фармацевтики — проблема серьезная, но в основном это пока потенциальная проблема: как я понимаю, поставки товаров продолжаются в обе стороны, и допуская, что их объем снизился, поставки вовсе не прекратились и не планируется их прекращать совсем. Видимо, господин министр имел в виду будущие риски и угрозы, и наверное, правильно поставил вопрос, что к этому надо готовиться.

Но гораздо серьезнее другая проблема, связанная с Китаем: внутренний рынок Китая — это самый большой рынок в части потребления энергетических ресурсов — угля, нефти, газа и нефтепродуктов, и Россия очень много такого товара поставляет напрямую, а кроме того, ситуация на китайском рынке очень сильно влияет на мировые цены на сырье — допустим, мы можем поставлять уголь вовсе не в Китай, но если, допустим, цены на уголь упали из-за китайских событий, то мы как экспортеры пострадаем. Как понимаете, проблема серьезнее, чем недопоставка из Китая комплектующих для наших обрабатывающих производств, и если ситуация с ценами на сырье будет негативной, то это сильно повлияет на доходы федерального бюджета, а на федеральном бюджете завязаны наши социальные программы, национальные проекты. Федеральный бюджет — это государственный инвестор внутри России, а падение экспорта в Китай будет нехорошим явлением не только в краткосрочной, но и долгосрочной перспективе.

— Получается, пока рано волноваться?

— На данный момент больше преобладает паника и неадекватная реакция властей разных стран на новый вирус, чем стремятся воспользоваться спекулянты, которые умышленно раскачивают волатильность на мировых рынках, чтобы на этих скачках цен вверх и вниз заработать свои спекулятивные деньги. А китайская экономика просела не настолько, чтобы начали валиться цены на сырье и авиаперевозки. В нынешних ценах на нефть, таким образом, много искусственного, но с этим можно бороться.

— Каким образом бороться?

— К примеру, путем международных договоренностей в рамках ОПЕК — скажем, договориться о гарантиях поставок ресурсов разного рода — как энергетических, так и продуктов обрабатывающей промышленности. Все это успокоит рынки и смягчит перебои в авиапроме, в туризме, в сфере поставок и транзитных поставок.

— Уже объявлено, что встреча стран-членов ОПЕК и России состоится 5—6 марта. Будет ли договоренность о сокращении добычи?

— Опыт последних лет показывает, что в последнее время нефтедобывающие страны, нефтеэкспортеры стали более договороспособными, и вероятность достижения новых договоренностей достаточно высока.

«Если снять искусственные барьеры, восстановление мировой экономики пройдет быстро»

— А как может происходить восстановление мировой экономики после ситуации с эпидемией?

— Трудно сказать — все зависит от протяженности во времени этого кризиса. В принципе, если исходить из того, что кризис, связанный с коронавирусом, носит искусственный характер и глубинных процессов в мировой экономике не затрагивает (обрушений финансовой системы, как в 2008 году, не происходит, и все стоит на своих местах и способно функционировать нормально), и если кризисные явления не начнут разваливать какие-то базовые основы мирового хозяйства, то восстановление произойдет, безусловно, быстро. Почему? Потому что мировая финансовая система в данный момент в порядке, производственные мощности готовы к выпуску, и потребители платежеспособны. И если снять эти искусственные барьеры, направленные на ограничение болезни, то все закрутится, как прежде. Мне кажется, что если в данном конкретном случае не приплюсуются какие-то другие факторы, восстановление мировой экономики пройдет быстро.

— Стабильность экономики США тому подтверждение?

— Это очень важный фактор — как для глобальной экономики, так и для китайской, да и для нашей тоже.

— А как расценивать для мировой экономики случаи заражения коронавирусом в Европе, Иране, Южной Корее и введенные там ограничения?

— Это угроза, но ограниченного масштаба. Да, такую ситуацию надо иметь в виду и готовить меры для противодействия возможным осложнениям — это в любом случае обязательно надо делать, но масштаб угрозы для экономики невелик.

— Обсудим меры, которые позволят России при любом кризисе, даже в условиях паники, чувствовать себя уверенно. Вы согласны, что нужно разрабатывать серьезную программу импортозамещения?

— Безусловно. Именно импортозамещение — это ключ к национальной экономической безопасности для таких случаев, как коронавирус. Те международные санкции, которые ввели против России — особенно санкции технологического характера, гораздо большая неприятность, чем последствия коронавируса. Про эпидемию забудут, а вот санкции — это штука долговременная, и явно нашим слабым местом здесь является отсутствие внутреннего производства некоторых важнейших товаров и услуг — в первую очередь станков, элементной базы для электроники, тех же турбин для электростанций — ведь мы умеем делать турбины одного вида, а другого вида нет и отсюда эта история с турбинами Siemens в Крыму. Получить новые турбины — это проблема, и есть техническая угроза, если они уже есть, ибо вручную эти турбину не запустишь — поставщики-то заграничные, а они настроены недоброжелательно и сами находятся под давлением из-за санкций. Поэтому чтобы не попадать в такие ситуации, очень многие виды ключевого оборудования мы должны научиться производить сами — это расширяет объемы внутреннего производства и спроса. Импортозамещением надо заниматься, и это должно быть главным приоритетом нашей экономической и инвестиционной политики.

«России даже за огромные деньги не продают очень чувствительные для нашей экономики вещи»

— Значит, приоритет импортозамещения в будущем — это машиностроение, электроника, а автопром и та же упомянутая фармацевтика — это уже следующие направления или они тоже должны быть в приоритетах?

— Автопром тоже желательно сделать более импортозамещенным, а фармацевтику вообще нужно делать основанной только на внутреннем производстве. Пока же наша фармацевтика, несмотря на довольно хорошие темпы развития и вполне реальные успехи, по большей части завязана на работу с импортными субстанциями. Конечно, международное разделение труда — это нормально, но мы не должны быть критически зависимы: если мы завозим 20 процентов произведенных субстанций и столько же вывозим, всегда можно договориться об обмене, а когда, мы условно говоря, завозим 70 процентов субстанций, а вывозим только 3, мы ни с кем никогда ни о чем не договоримся. Или договоримся только тогда, когда вторая сторона смилостивится и отдаст нам то, что надо. Но последние 20 лет показали, что России даже за огромные деньги не продают очень чувствительные для нашей экономики вещи — то же технологическое оборудование.

— А сколько, в таком случае у России есть времени, чтобы нужное импортозамещение осуществить, с тем чтобы оно дало хороший эффект для экономики через короткое время?

— Это вопрос диалектический. Конечно, с одной стороны, есть страны, которые применяют против нас санкции, а с другой стороны, есть страны, которые применяют их к России менее жестко и даже пытаются их всячески обойти, еще есть страны, которые игнорируют эти санкции, и соответственно, иной раз, не получив важное и ценное оборудование из одной страны, можно попытаться добыть его в другой стране. А из советского времени мы знаем, что и наши спецслужбы помогали иногда добыть очень важные технологии там, где не удавалось добыть их легальным путем или за деньги, и сами понимаете, всякие подобные методы возможны и сейчас. Поэтому трудно сказать, сколько у нас времени для успешного импортозамещения, но важно начать как можно быстрее: глаза боятся, но руки делают. Понятно, что импортозамещение и создание важных ключевых предприятий по выпуску технологического оборудования и важных элементов будет носить точечный характер, но в конце концов оно может сливаться в кластеры, а кроме того, мы можем реанимировать то же станкостроение. Почему можем? В нулевые годы были примеры — было обновлено энергетическое машиностроение, железнодорожное машиностроение (вагоны-то у нас сейчас сплошь отечественные), и также надо действовать сейчас и по другим отраслям.

— Поговорим о валютном рынке. Нынешние взлетевшие вверх по отношению к рублю доллар и евро — это тоже результат паники или здесь есть осознанная политика российских властей?

— Здесь есть два элемента — чуть-чуть паники и чуть-чуть скрытой от общественности позиции нашего Центрального банка (ЦБ). Никто у нас не знает, что ЦБ думает по поводу курса рубля и на каком уровне там собираются его поддерживать. Вообще же запасы золотовалютных резервов таковы, что Банк России может и год, и два, и три поддерживать курс рубля на том уровне, на котором сам захочет поддерживать. Но считается в среде экономистов, что глобально курс российской валюты с макроэкономической точки зрения недооценен процентов на 20 и даже 25.

— В прошлом году уже экс-министр Минэкономразвития Орешкин говорил, что доллар вполне может стоить в районе 50 рублей.

— Легко — особенно в нынешних обстоятельствах: резервов для этого у ЦБ достаточно! Но если ЦБ считает нужным держать доллар сейчас на уровне 67 рублей, значит, будет держать — соображения, думаю, все-таки весьма содержательные.

— Будет держать, как понимаю, в интересах тех компаний, кто хорошо пополняет бюджет, как понимаю — нефтяников, газовиков?

— Возьмем шире — соображения ЦБ связаны скорее с поддержкой экспортеров: у нас же много своей продукции экспортируют не только нефтяники и газовики, но и химики, лесники, черные и цветные металлурги и понятно, что всем таким крупным компаниям-экспортерам выгоден немного заниженный рублевый курс. Хотя тут же отмечу, что многим другим компаниям в стране выгоден и сильный рубль — по нашим опросам, это прежде всего машиностроители и представители высокотехнологичных производств, заинтересованные в импорте высококачественного оборудования: все-таки произвести необходимую модернизацию своих производств через импорт им было бы лучше при крепком рубле. Поэтому в стране есть весомый аргумент, чтобы вступить в дискуссию с ЦБ и попросить его поднять стоимость рубля — не только для того, чтобы наши люди чувствовали себя более богатыми за границей во время турпоездок, но и чтобы провести цикл модернизации нашего машиностроения и ряда других отраслей за счет столь нужного им импортного оборудования.

«ЦБ всегда с удовольствием поднимает ключевую ставку, если видит какие-то риски»

— Коронавирус и вся эта паника может как-то повлиять на ключевую ставку ЦБ, которая в последние годы чаще понижалась? Не пойдет ли здесь обратный процесс хотя бы на какое-то короткое время?

— Все может быть — наш ЦБ всегда с удовольствием поднимает ключевую ставку, если видит какие-то риски и тут у них рефлекс как у собак Павлова: нарисовалась заметная угроза и ставка пошла вверх.

— Но информация об инфляции в России сплошь позитивная — она у нас очень низкая и в феврале ожидается. Так зачем повышать ставку?

— В ЦБ могут сказать, что инфляционные риски все равно повысились, поэтому ставку надо повысить. Будущая ставка ЦБ — это гадание на кофейной гуще, но я еще раз напоминаю вам, что ЦБ у нас очень охотно реагирует на разные кризисные явления повышением ставки и сильно раздумывать они не будут. Но если реальный инфляционный фон будет невысоким, и если волатильности в российской экономике ЦБ не увидит, конечно, регулятор будет понижать ставку.

— Сейчас многое будет зависеть от действий власти, нового правительства. Какой бы вы дали совет правительству Мишустина в экономике при коронавирусе, если так говорить?

— Я бы сказал — не надо впадать в панику. Хороший руководитель всегда готовится к кризисным явлениям и продумывает упредительные меры, и российское руководство тоже должно этим заниматься. Я надеюсь, что наше обновленное правительство с этой задачей справится — во всяком случае по первым признакам работы оно выглядит более дееспособным, чем предыдущее: с плеча не рубят, но с другой стороны, и не пускаются в спорные идеи и решения, и не впадают в панику. Я лично на новый состав правительства возлагаю большие надежды.