Шамиль Тахаутдинов: «Я не могу так — прооперировать и гудбай» - «Медицина»

Детский хирург-уролог — о медицине, детях и охоте

В казанской ДРКБ вот уже 43 года работает уникальный специалист — детский уролог, хирург Шамиль Тахаутдинов. 26 лет он возглавлял отделение урологии ДРКБ, а сейчас перешел работать в отделение хирургии детей раннего возраста — исправляет сложнейшие патологии почек и других органов мочеполовой системы новорожденных. Тахаутдинов творит чудеса, к нему на операции едут со всей России. Он вместе со своими учителями стоял у истоков детской урологии в республике, среди его учеников — и хирурги из татарстанских ЦРБ, и московские профессора. В «Реальном времени» — портрет доктора.

Руки, которые сотворили чудо

— Дочка, одевайся, отец уже в машине.

— Да, мам.

Ясмина (имя изменено, — прим. ред.) долго возилась, собираясь в дорогу. Сначала положила в свой рюкзачок одну куклу. Потом решила, что лучше возьмет с собой другую. Потом выбирала кофту. Потом немного поиграла с котом, который решил проинспектировать сборы маленькой хозяйки. Пора было бежать в машину. Выйдя из своей комнаты, девочка мимоходом прислушалась к себе: нужно ли зайти в туалет? Было бы не лишним, но ничего критического она не испытывала, да и ехать им недолго. Ей уже 11, потерпит — вон, мама уже ждет в коридоре.

Они вышли из квартиры, и пока мама закрывала дверь, девочка весело сбежала по лестнице.

…Через два часа Ясмина лежала на операционном столе в ДРКБ, и никто не мог поручиться за то, выживет ли она — нужно было чудо. Их машина попала в тяжелую аварию. Все остались живы, но от сильного удара при столкновении у девочки практически надвое разорвался наполненный мочевой пузырь и его содержимое излилось в брюшную полость. Случай был тяжелым, и Шамиль Касымович Тахаутдинов помнит его и теперь, хотя миновали уже годы с того дня. А ведь через его руки за 43 года хирургической практики прошли многие тысячи маленьких пациентов.

Собирать воедино пришлось не только мочевой пузырь — частично пострадали и мочевыводящие пути. Нужно было позаботиться и о том, чтобы полностью очистить брюшную полость и спасти девочку от сепсиса. Сделать нужно было и так, чтобы в будущем у этого ребенка не возникло никаких осложнений — например, недержания мочи. В тот день Тахаутдинов сотворил требующееся чудо — девочка выжила и все последствия тяжелой аварии были устранены.

Шамиль Касымович в ответ на стандартную журналистскую просьбу рассказать случаи из своей хирургической практики вспоминает не только о Ясмине, но и о других маленьких своих пациентах. О 14-летней девочке, которой пришлось удалять с почки злокачественную опухоль размером с трехлитровую банку. О малышах, которым диагностируют тяжелое поражение почек еще в материнской утробе и забирают на хирургический стол, едва только они появляются на свет. Кажется, он помнит все жизни, которые он сумел спасти. Всех маленьких пациентов, жизнь которых удается сделать нормальной. Всех родителей, с которыми приходится разговаривать.

«Что я буду детским хирургом — знал курса со второго»

Слова коллег-докторов о Шамиле Касымовиче Тахаутдинове начинаются со слов «столп» и «глыба». Его называют светилом детской урологии. О нем знают далеко за пределами республики — на сложные операции к Тахаутдинову приезжают из Сибири, Москвы, Санкт-Петербурга, не говоря уже о сопредельных областях и республиках России.

Он работает в детской урологии 43 года, и все эти годы — в казанской ДРКБ. Оперировать начал в 1977 году. Тахаутдинов учился в Казанском университете, учителями его были знаменитые профессора Михаил Рокицкий и Алмаз Ахунзянов. Именно Ахунзянов, основатель школы детской урологии в Татарстане, в середине семидесятых заметил и взял под свое крыло молодого талантливого студента, именно он, по словам самого Шамиля Касымовича, дал ему путевку в жизнь.

• 
  
• Шамиль Тахаутдинов с акушерками роддома РКБ, 1970-е годы
• Операция в ДРКБ, 1980-е годы. Шамиль Тахаутдинов — слева
• В парке после работы, 1980-е годы
  

— Видимо, он чувствовал, что из меня что-то получится — и так я стал детским урологом, — разводит руками Тахаутдинов. — А что я буду детским хирургом — решил курсе на втором, если не раньше.

Начиналась его карьера, как и у всех остальных докторов, — с оклада в 110 рублей, с бесконечных совмещений (например, помимо основной работы, были дежурства в 15-й горбольнице), с вхождения в профессию. Первой самостоятельной операцией в ординатуре была паховая грыжа, но и сейчас, больше чем через 40 лет, Шамиль Касымович помнит другой случай — совсем простой, но сдвинувший мировоззрение:

— Не только дети были. Из субординатуры на всю жизнь запомнил мужчину из соседнего отделения. У него нога не двигалась, и меня попросили сделать ему обычную блокаду. Я ее провел, и на следующий день он пришел на своих ногах. Я был совсем молодой, еще и не врач даже, мне доверили сделать вот эту манипуляцию — и она человеку помогла! Я его на всю жизнь запомнил. Ну а дальше уже пошла-пошла работа. Это все происходило под чутким руководством профессора Ахунзянова. Это учитель, который очень много мне дал. Это был очень мощный трамплин для меня.

В 1994 году Тахаутдинов возглавил урологическое отделение в ДРКБ — к бесконечным операциям добавилась административная работа. 26 лет он был заведующим отделением, усилил казанскую хирургическую школу, и за это время дал тот самый «трамплин» целой плеяде детских хирургов, своих учеников. Ведь через отделение урологии в ДРКБ проходили все интерны казанского медицинского института (а теперь — университета).

Сейчас Шамиль Касымович — один из двух специалистов-урологов в республике, которые могут ювелирно работать с новорожденными младенцами, исправляя тяжелые патологии органов мочевыделительной системы, в том числе врожденные. С недавних пор он работает в отделении хирургии детей раннего возраста, но продолжает и принимать, и консультировать по своему профилю маленьких пациентов из других отделений.

• 
  
• Профессор Ахунзянов и команда врачей ДРКБ на обходе. Тахаутдинов — третий слева в первом ряду
• С профессором Ахунзяновым
• Бригада хирургов после первой аутотрансплантации почки у ребенка в РТ. ДРКБ, 2002 год
  

«Не было у меня напряга, чтобы родители чего-то не понимали...»

Работа хирурга с новорожденными — очень сложная, и не только в плане высококлассной хирургической техники. Психологические моменты здесь важны как никогда: мать, только что родившая ребенка и понимающая, что он нуждается в сложной операции, — не самый простой случай для общения с доктором. Заведующий отделением хирургии детей раннего возраста Андрей Подшивалин говорит:

— Шамиль Касымович — один из столпов детской хирургии города и республики. И думаю, что один из столпов детской урологии в нашей стране. В нашем отделении он занимается очень сложными проблемами новорожденных. Родители пациентов всегда к нему тянутся, просят, чтобы именно он объяснил патологию. Это человек с большим именем, о нем знают. И этого — не купить, это можно только заработать. Он быстро как хороший психолог находит такую ноту, на которой удается понятно объяснить все, что происходит. Иногда наши молодые доктора что-то скажут родителям, а потом они к тебе подходят и просят еще раз повторить. С Шамилем Касымовичем такого не происходит — он умеет рассказать так, чтобы родители поняли патологию, с которой столкнулись. А ведь у нас бывают тяжелые родители. Многие мамы — с послеродовыми депрессиями, с нарушениями психоэмоционального состояния. Иногда бывает трудно родителям доказать, что необходимо лечение ребенку и что без операции он погибнет. Так вот он умеет этот блок сломать. У него это всегда получается. Поэтому он сейчас и с нами, нам он очень нужен. Достаточно сказать несколько нужных слов в нужный момент, чтобы развернуть ситуацию, сделать родителей объективными, суметь с ними начать разговор…

Сам Тахаутдинов на вопрос о том, как приходится общаться с родителями, пожимает плечами:

— Часть патологий мы выявляем уже в период беременности, и мама уже знает, что ее ребенку предстоят те или иные манипуляции. Оперировать приходится не всех, но часть все-таки приходится класть на стол. Независимо от того, сколько ребенку — два дня, три, месяц — если ему требуется операция, мы ее делаем. И родителям об этом я говорю. Специально нас не учили с ними разговаривать. Но с годами это приходит, ты знаешь, как общаться с родителями. Пока все вроде бы нормально.

Вот как раз сейчас у нас два ребенка проходят рентген-урологическое обследование, мы им снимки делаем. Патология у обоих серьезная, сейчас закончится обследование — и придется беседовать с родителями. Но вроде мамы понимают. Не было у меня напряга, чтоб родители что-то не понимали…

— Вы берете в руки малыша и понимаете, что у вас в руках жизнь и только от вас зависит, будет ли она большая.

— Естественно. Ты понимаешь, что это живой маленький ребенок, долгожданный для родителей. Сегодня вот делаем обследование одного малыша, у его мамы до него было шесть выкидышей. Это выпрошенный ребенок. Но, к сожалению, с патологией...

«Если руки не вставлены — нечего тебе делать в хирургии»

Урология — область очень обширная. Есть в ней и довольно банальные операции — например, грыжи, водянки, обрезание (кстати, по слухам, на обрезание к Тахаутдинову стремится привести детей весь республиканский истеблишмент). А остальное — так называемая большая урология, связанная с очень серьезными патологиями. Это и гидронефрозы, и уретерогидронефрозы и опухоли почек и мочевого пузыря (включая злокачественные), и десятки других грозных диагнозов.

— Урология — это очень большая область. Сверху донизу, заканчивая половыми органами. Да даже водянки и грыжи, несмотря на свою простоту, могут попасться заковыристыми. В общем, большая урология — вещь непростая. Основная патология здесь требует не простых подходов, а обдуманных решений. Надо хорошо все продумать и на многое решиться, прежде чем взяться за скальпель и положить ребенка на стол, — говорит Шамиль Касымович.

В отделении урологии его учениками могут назвать себя практически все врачи. Тахаутдинов с гордостью говорит:

— Там у меня ребята остались, ученики мои. Они все, как мы говорим, со вставленными руками. Если они не вставленные, то делать тебе нечего в хирургии. Я, будучи руководителем, видел врачей-интернов, которые проходили через нас во время обучения — там сразу видно, что из человека получится. Будет ли из него толк в операционной, или лучше посадить его в поликлинику амбулаторным хирургом, или вообще подумать о том, чтобы выбрать другую медицинскую профессию. Так вот у меня в отделении не было врачей, которые не могут оперировать. Все были при делах и работали. Так что я считаю, что оставил хороший след за собой.

Через школу Тахаутдинова прошла львиная доля татарстанских хирургов, которые работают в области детской урологии. «У меня вся Татария, и все они хорошо отзываются о нашем отделении, все через него в интернатуре проходили. И если уж они берутся за хирургическую патологию — значит, они обучены», — говорит он.

Но доктор с горечью замечает, что за последние 30 лет стремления и чаяния студентов-медиков сильно изменились:

— По сравнению с 80-ми изменилось все довольно сильно. Есть, конечно, те, из которых ты видишь, что будет толк — и тогда ты таскаешь его с собой на операции, даешь ему сверх того, что положено. Но лет 10 назад на третьем курсе медицинского нашего института проводили анкетирование, которое показало: треть студентов уже тогда знали, что в практическую медицину не пойдут. Их влекла профессия медпредставителя — тебе дают машину, деньги, а ты ездишь и рекламируешь. Наверное, и сейчас так же. В 80-е было можно набрать больше талантливых учеников. Сейчас отношение ко многому меняется. Вот есть студент, вот он вроде бы и хочет в урологию — но я-то вижу, как он работает, как он часто сидит на больничном. Я за все время своей работы два раза был на больничном. Болею на ногах. Грипп я за болезнь не считаю — ну, температура день-два, и все…

Андрей Подшивалин подтверждает, что Шамиль Касымович феноменально выносливый человек:

— Он человек старой закалки. Знает свою работу и выполняет ее на 1000 процентов, вне зависимости от того, хорошо или плохо он себя чувствует. Для него на первом месте работа и ответственность за свою работу. Он для нас всех образец. Кажется, он родился врачом, нашел свою миссию....

Работа врача не заканчивается с уходом из отделения. Хирург должен быть постоянно готов вскочить и нестись на операцию. Если речь идет о хирурге такого уровня востребованности и опыта, как Тахаутдинов, — ответственность возрастает кратно. Шамиль Касымович рассказывает, что не имеет права выключить телефон даже ночью — мало ли что экстренного может случиться. Единственные исключения — когда планируется какое-либо семейное торжество или выезд на охоту. На эти случаи доктор предупреждает коллег, чтобы подстраховали: «И тогда звонок поступает мне, а я перезваниваю коллеге, чтобы он выехал на операцию». И даже когда Тахаутдинов занят своим любимым хобби — охотится — приходится порой давать телефонные консультации прямо из леса.

«Приходишь домой — а мыслями в отделении, с этим ребенком…»

Как говорит нынешний шеф Тахаутдинова Андрей Подшивалин, есть два понятия — «врач» и «современный врач». Современный врач, по словам заведующего отделением, перед тем, как подойти к пациенту, последует протоколу и сделает массу анализов — все, что написано. А Шамиль Касымович — врач по рождению — сначала сфокусируется на пациенте и будет основываться на своих знаниях и на клинике. И порой такой подход гораздо более эффективный. И эта фокусировка на пациенте дорого дается каждому врачу.

— Вы пропускаете через себя проблему каждого пациента?

— Разумеется. «Механики» никакой тут нет. Понимаете, не бывает так, что мы прооперировали ребенка — и все, забыли о нем. Иногда бывает так, что приходишь домой, ложишься — а мыслями в отделении с этим ребенком. Как он, что там? Ждешь звонка. Нет, это не просто. Все проходит через меня. Через это, наверное, и гипертонию заработал. Работа такая…

— Многие врачи говорят, что стараются строить эмоциональную стенку между собой и проблемой пациента.

— Получается ли у этих докторов стенка? У меня — не получается. Какая может быть стена, если ты ребенка прооперировал и хочешь получить соответствующий результат? И родителей обнадеживаешь… Нет, стены не бывает. У меня — нет. Я не могу так — прооперировать и гудбай. А пациенты после операций и потом наблюдаются у нас, и ты их еще консультируешь в это время. В общем, такого, чтоб прооперировал — и забыл, у нас нет. Разве только в отношении детей с грыжами и водянками такое можно сказать. Ну и про обрезания — это рядовая процедура.

Кстати, обрезания, в частности домашние, — самая частая проблема, за комментариями по которой обращаются к Шамилю Касымовичу журналисты. Он подтверждает: тема действительно животрепещущая, и в ДРКБ регулярно поступают маленькие пациенты после таких процедур. Тахаутдинов говорит, что даже после обрезаний, сделанных в районных больницах, случаются проблемы — например, если не проверят перед манипуляцией свертываемость крови. А уж после домашних обрезаний осложнения бывают разные — от кровотечения до инфекций. При этом родители, по словам врача, как правило, вину за неудачное обрезание сваливают… на бабушек и дедушек — дескать, это они принудили, заставили и уговорили.

В советское время, как рассказывает Тахаутдинов, обрезаний было примерно на две трети меньше, чем сейчас, но поток был достаточно уверенный — причем не только по показаниям, но и в ритуальных целях. «Обрезание детям делали все — и амбулаторные работники, и просто рабочие и служащие. Мы у себя в отделении проводили его по пятницам, и человек пять — шесть было в день точно», — говорит доктор.

Хирургия — не женская специальность

В том самом 1994-м Тахаутдинову предложили возглавить отделение ангиографии. Он отказался — продолжил заниматься своим любимым делом, урологией. Руководство подумало-подумало, да и поставило его на заведование урологическим отделением. Руководить нелегко, признается Шамиль Касымович. Бывало всякое — и голос приходилось повышать, и тяжелые решения принимать. Но он благодарен коллективу своего отделения: здесь он вырос как доктор, состоялся как учитель и как руководитель. Было, по его словам, взаимопонимание, была плотная совместная работа.

— Говорят, я был строгим руководителем. Но я всегда боялся обидеть человека. Старался находить обходные пути, строить разговор так, чтобы и добиться необходимого, и чтобы человек это понял адекватно.

— Про вас идет молва, что вы вообще человек суровый.

— Ну да. Строгость — она нужна, куда от нее денешься? Родители от меня не шарахаются, конечно, но, кажется, иногда побаиваются. А вот дети — нет. Некоторые сами подбегают: «Шамиль-абый, Шамиль-абый…» Они вообще, кажется, более адекватно воспринимают действительность. В общем, да, я строгий (улыбается).

У Тахаутдинова две дочки. Одна из них — медик-рентгенолог. Когда она сообщила отцу, что решила поступать в мединститут, тот предупредил ее, что труд — не сахар, но в целом не противился выбору. Единственное, по поводу чего Шамиль Касымович встал стеной — против выбора хирургии как врачебной специальности. Он уверен, что работа это не женская. И в первую очередь из-за физической сложности:

— У нас на памяти как-то была операция 11 часов. Я после операции сел в «уазик» и почувствовал: что-то ногам холодно. Посмотрел — а я сижу в тапочках… И ей такая работа? Женщине? Она ведь потом станет матерью, женой чьей-то. Не пустил я ее в хирургию. Потому что знаю, что это такое.

Средняя операция по водянке занимает 10—15 минут. Реконструктивно-пластическая операция может длиться от 2,5 до 5 часов. В среднем большая операция идет минимум 3 часа — требуется физическая выносливость. Сюда стоит прибавить еще и эмоциональную устойчивость, которая тоже нужна. И в ординаторской после операции хирурга с пирогами тоже никто не ждет.

— Ходишь голодный, злой, и ладно, если тебе кто-нибудь догадается больничный обед оставить. Так и работаем, — философски разводит руками Шамиль Касымович.

Но есть в работе хирурга и более неприятная, по мнению Тахаутдинова, часть — бумажная работа или «бумажный ворох», как он в сердцах говорит сам. «Он ужасен», — признается доктор. В советское время, по его воспоминаниям, такого не было — объем необходимых к заполнению бумаг был в разы меньше, а сейчас приходится до половины рабочего времени тратить на бюрократию. Шамиль Касимович с тоской говорит о том, что на Западе на трех-четырех докторов приходится один секретарь, на плечи которого возложен весь этот ворох, и мечтает о том, чтобы и в Россию это нововведение пришло.

— Я всегда спрашиваю: «А как мы в советское время лечили-то? Как мы работали?» А ведь работали. И вылечивали, как ни странно, — горько иронизирует доктор.

Охота, кулинария и семейная жизнь

И коллеги, и родители пациентов — кажется, все знают, о всепоглощающем хобби Шамиля Касымовича. Он заядлый охотник. Андрей Подшивалин говорит:

— Его охота — это такое хобби, которому посвящена вся жизнь. Когда он начинает рассказывать истории о том, как ходил на боровую дичь или на зверя — это нечто. Слушать это можно бесконечно, потому что рассказчик он великолепный. Сразу вспоминается картина про трех охотников.

К охоте Тахаутдинов пристрастился четверть века назад — кто-то из друзей раз свозил на охоту, и закрутилось. Он говорит: зверя он не убивает, а берет, и это совсем разные понятия. Иногда трофеи бывают богатые, иногда из леса приезжаешь ни с чем, но каждый охотничий сезон доктор выходит в лес. Некоторые считают его хобби, мягко говоря, неожиданным для врача, но досужие сплетни для Шамиля Касымовича никакого значения не имеют. Он сам говорит:

— Это надо что-то особенное в голове иметь. Мне в охоте нравится все — и азарт, конечно, и общение с природой. Вот сейчас зимой, недели две назад я ездил — стоишь один на номере, тишина вокруг, никто тебя не трогает. Ты только по сторонам смотришь — и все. Вон птичка прочирикала, пролетела. Вон ворона прокаркала. И больше ничего не происходит, и хорошо…

К добытой дичи доктор никого не допускает: сам разделывает, сам заготавливает, делает фарш из кабанятины и лосятины, приправляет его, потом уже готовое выдает жене.

— А уж в суп-то я, конечно, не лезу. Но все, что относится к дичи, — это на мне. Сегодня вот приеду к себе в деревню — там меня ждет работа. Рыбу надо почистить, приготовить котлеты. Потом займусь лосем. Потом уже жена закладывает все в холодильник — там ее епархия.

— Жена, наверное, счастлива, когда мужчина занимается кухней?

— Может быть, и счастлива. Но такого от нее я не слышал, — хитро улыбается в сторону Шамиль Касимович.

Он женился в 24 года, во время учебы в интернатуре — «бес попутал», как сам говорит. Супруги прожили вместе долгую жизнь, вырастили двух дочерей. Жена знала, что выходит за хирурга, и поэтому его бесконечные отлучки на работу и дикий, напряженный график с ночными дежурствами, экстренными операциями никогда не вызывали проблем в семье.

У супругов подрастает внук — сейчас он учится в первом классе, и поэтому бабушка плотно занята в процессе его воспитания.

— Внук ходит в школу, бабушка при нем. А куда деваться? Дети-то работают. Это наша планида такая в России — бабка с внуком сидит, дед в деревне снег чистит.

Но дед лукавит: обязанности по воспитанию внука лежат и на нем. Вместе они ходят ловить бабочек, кузнечиков и лягушек, изучать все, что найдут рядом с домом в траве и в воде. Гулять выходят не с ведром и совочком, а с сачком и банкой. Сам Шамиль Касымович вспомнил давнее детское увлечение аквариумными рыбками — и с удовольствием приобщает к нему внука.

«Тебе дали по правой щеке — ты подставляешь левую»

Самое неприятное в работе для Шамиля Касымовича — когда приходится сталкиваться с непониманием родителей. Несмотря на то, что Тахаутдинов — врач знаменитый и с кристально чистой репутацией, некоторые родители маленьких пациентов сразу же занимают по отношению к нему предвзятую позицию.

— Были элементы грубости, — признается сам доктор. — Они, конечно, потом разрешались полюбовно, но есть и такое в нашей работе, и от этого никуда не уйти. Но у меня никогда не было порыва нагрубить в ответ. Потому что иначе ты перестанешь быть врачом. Тебе дали по правой щеке — ты подставляешь левую. Отвечать на грубость грубостью ты не имеешь права. Это нельзя! Но на этом мы, конечно, не замыкаемся. Более позитивно надо смотреть на все.

Шамиль Касымович собирается оперировать «лет до 70», по его собственному признанию. Это дело всей его жизни, смысл его существования. Этот доктор — ярчайший образец служения своему призванию.

— Когда получаешь после операции то, что хотел, — ты получаешь удовлетворение. Ради этого я всю жизнь работаю. И ради положительных эмоций, которые получаешь потом от пациентов и их родителей. Это помогает и заставляет продолжать работать. А в душе у детского хирурга должна быть любовь к детям. Ко всем. К разным. Если этого нет — в педиатрии делать нечего, — уверенно говорит он.