Парижское уличное искусство начала XX века оказалось куда сложнее, чем кажется - «Культура»

В центре «Эрмитаж — Казань» сменились работы. Вместо камерной графики — двухметровые плакаты

Те, кто ходил на выставку «Прекрасная эпоха. Европейское искусство рубежа XIX—XX веков» в центр «Эрмитаж — Казань», смогут заметить: одни работы исчезли, другие заняли их место. Это ротация — система, в которой каждая смена экспоната продумана до миллиметра, света и паузы в восприятии. Тонкие литографии заменили на большие плакаты. С них на зрителя смотрят шут с плеткой и клоун с гигантским лицом. Это не просто реклама, а визуальная хроника Парижа 1900-х — в лаконичных цветах, редких подписях и образах, за которыми исчезали целые заведения. «Реальное время» объясняет, зачем нужна смена работ и как это работает изнутри.

Куда исчезают картины

Выставка «Прекрасная эпоха» в центре «Эрмитаж — Казань» рассказывает не только о художниках, но и о времени. О десятилетиях перед Первой мировой, когда Европа еще не знала, что ее ждет. Belle Époque — эпоха легкости и надежд, когда в кафе Монпарнаса смешивались звуки вальса и запах типографской краски свежих афиш. В экспозиции — живопись, графика, прикладное искусство. Камиль Писсарро, Клод Моне, Поль Гоген, Анри Матисс, Пабло Пикассо, Анри де Тулуз-Лотрек — имена, за которыми стояла хрупкая бумага, чувствительная к свету, температуре и даже гравитации. Некоторые из этих работ исчезли с глаз спустя три месяца после открытия выставки. Но это не утрата. Это — часть музейной рутины, называемая ротацией.

«Мы меняем одни работы на другие, потому что графика не может выставляться долго, не может долго висеть на свету. Если мы хотим, чтобы графика висела девять месяцев, нам нужно в три раза уменьшить свет, и никто ничего не увидит», — объяснил Михаил Балан, научный сотрудник Эрмитажа.

Ротация — не прихоть и не эффект неожиданности. Это необходимость, выверенная реставрационными нормами. Бумага, на которой выполнены графические работы, чувствительна к свету. Пигменты красок, особенно в пастели, выцветают и осыпаются. Нельзя просто включить лампу послабее — изображение исчезнет для зрителя. Поэтому решением стало другое: показывать графику короткими блоками, меняя один лист на другой. «Графическим работам надо отдыхать, бумаге надо отдыхать, краска должна отдыхать», — пояснил Илья Артамонов, художник-проектировщик выставок.

В мире музейной графики действует правило: «три месяца — и на покой». Это строгое предписание реставраторов, которые заботятся о сохранности произведений искусства. Даже при использовании специального освещения с уровнем не выше 50 люкс и бескислотного паспарту, экспонирование графики ограничивается шестью месяцами в году. Чтобы минимизировать риски, реставраторы рекомендуют показывать графические произведения не более трех месяцев подряд, после чего их отправляют в тень музейных хранилищ на длительный отдых.

Эта пауза — не случайность, а часть музейной режиссуры. Иногда паузу оставляют специально, как момент тишины в музыке. Но чаще приходится действовать незаметно — так чтобы зритель не понял, что что-то поменяли. Пространство должно остаться цельным. А смена — пройти почти невидимой. Работы Тулуз-Лотрека частично ушли — и на их место вставали рекламные плакаты: крупнее, насыщеннее. Из семи работ — осталось три, но больших. Изменилось не только содержание, но и расстояние до восприятия. «Когда проектируешь пространство, учитываешь, что одни работы надо смотреть с близкого расстояния, а для других нужно отойти подальше. Все это надо просчитать. Поэтому во время разработки проекта, мы продумываем еще и варианты ротации», — объяснил Артамонов.

Гиганты на стенах: как афишемания охватила Париж и дошла до Эрмитажа

В итоге сняли 38 листов, повесили 29 работ. Визуально пространство изменилось кардинально. Как объяснил Михаил Балан, раньше в графической части выставки преобладали миниатюры: «Было довольно много тонких, на близкое рассмотрение рассчитанных, небольших и не очень броских работ. Сейчас такие тоже будут, но появилось еще несколько очень эффектных крупных плакатов. Их больше, чем было в прошлый раз». Некоторые плакаты достигают двух метров в высоту — такого в первой ротации не было. Эти гиганты вытеснили малую графику, сделав пространство ярче и прямолинейнее.

В финале XIX века Париж был охвачен афишеманией. Плакаты перестали быть просто рекламой. Ими восхищались, их коллекционировали. Как сказал Балан, «чуть ли не перекупали у расклейщиков, отклеивали со стены только что наклеенные рекламные плакаты и афиши». Сами французы придумали этому увлечению название — «афишемания». Плакат в эти годы превратился в полноценное произведение искусства. Балан напомнил: «Рекламной графикой занимались самые разные художники: Альфонс Муха, Анри де Тулуз-Лотрек, Жюль Шере, Пьер Боннар. Но также рекламными плакатами занимались художники, имена которых нам вообще ничего не скажут».

Одним из таких незнакомцев оказался Эдгар Трико. Его плакат «Трибуле» — один из самых загадочных экспонатов новой ротации. По словам Балана, это был «скорее художник-иллюстратор», известный только по одному «очень дотошному французскому словарю». Созданная им афиша рекламировала кабаре «Трибуле» — увеселительное заведение, просуществовавшее, предположительно, всего одно лето в 1907 году. Главный персонаж на плакате — шут с плеткой. Он изображен в двух цветах — черном и красном. Балан обратил внимание на это: «Здесь всего два цвета, что для плаката того времени практически нонсенс».

Плакат Трико будто бы устарел уже в момент создания. «Очень похоже на газетный дизайн. Трико работал в том числе как газетный иллюстратор», — отметил Балан. Визуальная структура непривычна: слишком много текста, минимум изображения. И все же именно это делает работу выразительной. Она будто намеренно противопоставлена остальным плакатам, ближе к прикладной графике конца XIX века, чем к яркой и минималистичной эстетике 1900-х. Возможно, именно поэтому эта вещь — одна из самых редких на выставке: «Я не знаю, существует ли где-то еще подобный плакат, кроме эрмитажного экземпляра», — сказал Михаил Балан.

Визуальный антипод Трико — яркая, лаконичная афиша Сержа Гурса, известного под псевдонимом Сем. Она датирована 1905 годом и выполнена в подчеркнуто авангардной манере: огромная голова клоуна Футита, геометричный шрифт, резкое цветовое сочетание. Плакат рекламировал выступление артиста в «Фоли-Бержер» — одном из самых известных мюзик-холлов Парижа. Гурса, по словам Балана, «больше всего известен как карикатурист, но рекламной графикой тоже занимался». И хотя художник остался малоизвестным, этот плакат получил широкое признание и попал в собрания разных музеев: «Это, наверное, самый известный его плакат», — сказал Балан. Работа кажется опередившей свое время. «Если бы мне сказали, что это 1910-е годы, я бы не удивился», — признался Балан. Лицо Футита занимает почти все пространство, цвета жестко контрастируют, а типографика лишена какой-либо орнаментальности. Все говорит о разрыве с предыдущей эстетикой. Это уже не тонкая литография с градациями штрихов, а мощный визуальный жест, обращенный к толпе.

Третьей ключевой вещью обновленной экспозиции стала обложка журнала L’Estampe originale, выполненная Анри де Тулуз-Лотреком. Это была прикладная графика, но выстроенная с тщательным учетом как содержания, так и формы. Обложка сопровождала последний, девятый выпуск издания, выходившего с 1893 по 1895 год. Каждый номер включал эстампы, литографии, гравюры современных художников — Гогена, Ренуара, Редона, самого Лотрека и еще около 90 участников.

Если в первой обложке Тулуз-Лотрек изобразил литографскую мастерскую, то финальная композиция отсылает к театру. «Здесь тоже есть зрительница, но в театральной ложе», — объяснил Балан. Обложка как бы смотрит из-за кулис. На переднем плане — занавес. Его вот-вот опустят. Это метафора завершения: «Это последний выпуск, и театр как бы закрывается, представление заканчивается», — прокомментировал Михаил Балан. Но в то же время зритель — тот, кто листает страницы — может и «поднять занавес»: «Когда мы страницу перелистываем, мы этот занавес поднимаем, чтобы посмотреть представление», — добавил научный сотрудник Эрмитажа. Тулуз-Лотрек разыграл мини-спектакль, спрятав внутри обложки «альтер-эго зрителя» — женщину в ложе, которая, как и мы, досматривает последний акт. Простая идея, доведенная до формального и символического совершенства.

Такого рода детали и составляют суть второй ротации «Прекрасной эпохи», которая откроется с обновленной экспозицией 5 июня. Плакаты здесь не просто украшают стены — они сами как сцены. Где-то шумные, как в «Фоли-Бержер». Где-то уже пустые, как в закрывшемся «Трибуле». А где-то, как обложка Тулуз-Лотрека, — еще живая, пока не опущен занавес.

[b]Екатерина Петрова[/b] — литературная обозревательница интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком».

Подписывайтесь на
телеграм-канал,
группу «ВКонтакте» и
страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на
Rutube,
«Дзене» и
Youtube.