Пондаш Эдик: «Лет 15 назад наши песни воспринимали бы в штыки» - «Культура»

Спецпроект «Реального времени» о языках: интервью с марийской этно-панк-группой «У ен»

«Реальное время» запустило спецпроект «Год сохранения языков и народного единства» — цикл интервью с современными публичными людьми разных профессий и возрастов на тему принятия родного языка, его внедрения в профессиональную деятельность и важной роли в личностном формировании. Через знакомство с культурой разных народов Татарстана мы покажем все духовное богатство нашей республики и страны — это одна объединенная история любви к родному краю, своей истории и взаимного уважения ко всем живущим рядом народам. В третьей части спецпроекта мы публикуем интервью с Пондаш Эдиком, одним из фронтменов этно-панк-группы «У ен» (в переводе с мари — «Новый человек») — по сути, единственного в соседней республике независимого коллектива, поющего на марийском.

«Может, кому-то и кажется, что мы издеваемся, но нет, мы верим в то, что делаем»

— Я вчера с кем-то в беседе сказал: как повезло марийцам, что у них есть одна инди-группа — и она хорошая. Вы и впрямь единственные?

— Так и есть, к сожалению.

— Можешь про себя рассказать?

— А что рассказывать-то? Родился в Йошкар-Оле в 1989 году, вырос в промзоне, на отшибе города, в неблагополучном районе. Папа в тюрьме всю жизнь просидел. Мама на заводе работает. Школа была самая обычная, простая, обыкновенная, марийских школ не было и нет у нас. Но марийский язык был как предмет. Сейчас не знаю даже — есть ли он или нет.

— Ты коренной мариец, это твой первый язык?

— Нет, у нас в городе кто живет, мало на марийском общается. Потому что окружение все русскоязычное. Поэтому сложности и есть. Родители по-русски говорили. Язык пришел ко мне через собственное изучение. Не знаю, почему мне захотелось. Но так вышло, что три года назад мы с друзьями создали ансамбль, который поет на марийском.

— Ты давно играешь в группах?

— Играю с детства. Мы всю жизнь делали панк-рок, всегда какой-то необычный. И никогда музыка не повторялась. Все это происходит такими… эпизодами. Три года назад мы вышли на такой непонятный стиль — мы его называем этно-панк.

— Вы в разных группах играли?

— Мы с детства все знакомы и до сих пор общаемся. Хотя приходят к нам и молодые музыканты, никто не покидал состав, вроде... А вот есть тенденция, что марийцы переезжают в Петербург. Уже диаспора сложилась.

— Ты до 29 лет играл русскую музыку?

— На русском языке пел.

— Почему перешел на марийский?

— Потому что музыкальная культура здесь довольно глубокая. Это стало интересно изучать, погружаться. Мы вроде бы шуточный ансамбль, но для нас это все серьезно, мы серьезно к этому относимся. Мы не стебемся, шутки у нас тонкие и по делу. Может кому-то и кажется, что мы издеваемся, но нет, мы верим в то, что делаем.

— Вы сразу стали использовать такие инструменты, как шўвыр (волынка), ия ковыж (марийская двухструнная скрипка)? Их кто-то в республике преподает?

— Да, мы сразу начали на них играть. Но никто игру на этих инструментах не преподает. Хотя наш участник Иван Каменщиков начал сейчас учить людей играть на шувыре. Он единственный, кто преподает.

— То есть все обучаются сами, кафедры шувыра мы в Марий Эл не найдем?

— Нет. Кроме того, мы придумали такую вещь, как лекции. У людей возникает много вопросов, когда они видят наши инструменты, все спрашивают о них. Так что мы решили сделать лекцию — играть на инструментах, рассказывать про них.

— Откуда у вас материал? Это ведь кавер-версии фолк-песен?

— Песнями это сложно назвать (смеется). Ну, композиции это, музыкальные. Есть свои, народные мы тоже используем. Это то, что мы издавна слышали, известные песни. Часть участников живет в деревне, оттуда и композиции.

— Вы выступали в республике?

— По Марий Эл нас мало приглашают. Может, потому что всем все равно. В основном зовут в другие регионы.

— Как дома воспринимают?

— Может, с недоумением? Такая музыка, с такой подачей здесь непонятна. Это все-таки для развитых крупных городов, где существуют коллективы подобного сорта. Здесь все-таки традиционной музыки не осталось, чтобы играли просто красивые ансамбли на традиционных инструментах. Осталась какая-то непонятная эстрада. Она сама в себе варится, никаких изменений не происходит. Мы отличаемся от этого, конечно. Кто продвинутый — те нас хорошо воспринимают. Если мы выступаем в Йошкар-Оле, приходят не только марийцы, нас слушают, потому что на сцене это смотрится прикольно, может быть, непонятно, но интересно.

«В Казани все устроено по-другому»

— В музыке вы смешиваете все подряд, как это происходит — собираетесь на репетиционной точке и и джемите?

— Все это быстро происходит. Это минутное дело (смеется). Захотелось сегодня так — мы так и делаем. Специально какие-то задачи не ставим. Это же наше хобби. Мы пока не стремимся к профессионализму. Нам нравится делать такую музыку. Стратегии у нас нет. В этом отношении мы бестолковые. Хотя, вроде бы, все есть для стратегии.

— Образы на сцене у вас настолько дерзкие, что, кажется, в жизни с вами опасно встречаться.

— Вроде бы нет, мы не агрессивные. Это юмор в основном. Мы все из простых семей. Вот Иван — из Куженерского, учился в деревне, а сюда приехал поступать в музыкальное училище. У него родители в клубе работают, поют в легендарном фольклорном ансамбле «Мурсескем».

— Марийский ты начал учить во взрослом возрасте. Насколько хорошо ты его знаешь?

— На простом, бытовом уровне. Ничего глубокого. Вот Иван начал книги изучать, читать литературу, чтобы расширять словарный запас. Потому что язык со временем умирает, в связи с глобализацией, все становится примитивно. Так что надо книги читать, чтобы язык не забывать. При этом у нас в группе все понимают, о чем мы поем.

— Вы ездили недавно в Ижевск, как там?

— Мы только что приехали с фестиваля «Тангыра». Ижевск нам нравится, мы туда с радостью ездим. Он по духу ближе всего к нашему городу. Туда как к себе домой приезжаешь. Очень похожие ребята, как мы, там живут. В Казани все устроено по-другому, наверное, потому что город больше. Все быстрее, динамичнее. А в Ижевске — как будто к себе в деревню приехал.

— Вы ездили за рубеж?

— Мы бывали в Эстонии и Германии. В Германии был какой-то конкурс. А в Эстонии проходили дни финно-угорских народов. Мы ездили там, наверное, целую неделю, по всяким поселкам, городам, выступали каждый день. Там совсем другой мир, все иначе. Нас и сейчас приглашают, но, поскольку вирус пришел, все ограничилось. Зовут в основном в Прибалтику.

— Чувствуется различие между публикой в Йошкар-Оле и, условно, Тарту?

— Там все на расслабоне, всем все нравится. У нас — посуровее, могут даже плюнуть в лицо. Там же все в шутку воспринимают, позитивно, весело. Вообще, лет 15 назад наши песни воспринимали бы в штыки. Еще бы и высмеивали. Сейчас никто уже точно не скажет, что мы дураки и страдаем фигней.

«Мы самоделкины»

— То есть все у вас по приколу. А есть планы по творчеству?

— Хотелось бы более качественно записывать. Мы самоделкины, сами все делаем. Покупаем новую аппаратуру, недавно приобрели хорошую видеокамеру. Для записи у нас все есть, кроме времени, чтобы глубоко изучать некоторые вопросы. Двигаемся постольку-поскольку. Материала много записано, хочется его свести получше, чтобы он зазвучал.

— Если появится еще с десяток марийских групп, будете рады?

— Да, конечно, мы ждем, может, кто-то хоть что-то сделает!

— Будете учить детей марийскому?

— Наши дети, наверное, будут последними, кто на марийском говорит (смеется). Но, да, будут изучать.

— А почему вы работаете сами? Нет людей, которые понимают?

— Когда-то мы пробовали работать в студии, нам не понравилось. Не нашли мы звукорежиссера, который делал то, что мы хотим, поэтому мы решили работать сами.

— С вами общаются госструктуры?

— Нет, вообще никак. Один раз нас позвали на мероприятие. Там выступал театр, оркестр, словом, филармония. Мы подготовили композицию, инструментальную, не электронную, у нас был контрабас, барабаны, живые инструменты. Они послушали на репетиции — и выгнали нас. И больше никогда не звали. Какая-то джазовая музыка оказалась им непонятна. Мол, странно, две волынки играют поперек друг друга. Мол, слишком эпатажно, вы выбиваетесь из контекста мероприятия. На этом все общение навсегда закончилось.

— Вы городская группа? Насколько на вас сильно влияет язычество?

— По сути, мы, марийцы, единственные, кто сохранил родную веру. На ритуальном уровне это осталось. Люди до сих пор ходят в рощи. И мы тоже туда ездим. Верим во все это. В песнях у нас это отражается. Правда, эти песни до сих пор не выложены. У нас есть своеобразные молитвы в текстах, мы напрямую обращаемся к духам.

— Когда начнете писать заявки на гранты?

— Об этом никаких мыслей не было. Нам нравится сам процесс. Мы в этом видим свое удовольствие. Ничего больше нам не приходило в голову. Мы так привыкли, мы сами по себе, ни при ком не состоим. Может, в Татарстане по-другому?